– Дался тебе Смирнов! Я тебе тогда говорила, чтобы ты не лез в то дело! Это не твой уровень. Не наш, – поправилась она. – Мы получили сигнал и должны были отреагировать.
– Сигнал?
– Ну… – она подняла глаза куда-то к потолку, но тут же отвернулась, избегая его вопрошающего взгляда. – Да, мы не святые, но делаем немало хорошего. Видишь эти дела? Чего ради я здесь просиживаю свою жизнь, как бумажный червь?
– Ладно, ладно, извини, – примиряюще сказал он, вспомнив, что пришел сюда не ругаться и не выяснять отношения. Тем более когда указания поступают, похоже, от самого господа бога. Прошлое должно оставаться в прошлом. В целом в общей ситуации была даже своя ирония. Когда-то она упрекала его за то, что он просиживает все свое время, рабочее и не только, за бумагами и у них практически нет личной жизни. В результате теперь за бумагами сидит она сама, а он только что вышел из роскошного ресторана после похода в художественную галерею… – Наверное, ты по-своему права. Просто сделай еще одно хорошее дело. Которое вполне в твоей власти. Отпусти Антона. Возьми подписку о невыезде и отпусти.
– Ох, горе ты мое, – она вздохнула и потянулась к недоеденному бутерброду. – Кому ты на этот раз перешел дорогу?
– Не знаю. Честно, не знаю, – ответил он.
МАРИС
(Десять дней до убийства)
Вид у Антона был унылый. Марис терпеливо смотрел, как неутомимые челюсти его друга перемалывают чизбургер. Они сидели на скамейке в сквере напротив здания полиции и величественного здания Академии наук. К вечеру воздух заметно поостыл, и Антон начал подмерзать. На нем был легкий темно-синий костюм и несвежая голубая рубашка. На правой стороне пиджака выделялись грязные полосы, словно его хозяина волокли по земле. На левой туфле отсутствовал шнурок.
Проследив за взглядом Мариса, Антон сглотнул последний кусок, выудил шнурок из внутреннего кармана пиджака и начал зашнуровывать туфлю, с трудом попадая в маленькие дырочки.
– Чтобы не повесился в камере, – виновато улыбаясь, пояснил он, и Марис кивнул.
– Я знаю, для чего забирают шнурки. Как тебя взяли?
Антон посмотрел на полицейский участок, из которого выходили два постовых в форме, смахнул с мятых брюк крошки и встал.
– Давай не здесь. Где твоя машина?
– Во дворе офиса. Я пришел сюда пешком.
– Блин. А мою забрали на штрафстоянку, или куда они там ставят вещдоки. Я же оставлял ее на стоянке в аэропорту, и меня остановили на выезде. Два амбала в форме и один в штатском. Ну, штатский помельче будет. Он на видео снимал. Сразу руки на крышу, ноги врозь, словно кто-то собрался меня поиметь, и этот, в штатском, в салон. Вылезает, харя растянута до ушей. Внутри, говорит, чисто. Ну, думаю, все, даже пошутил сдуру, что для уборки обычно другую команду вызываю. И тут штатский достает зеркало на штативе, сует под днище и находит прилепленный скотчем пакетик с порошком.
– Ты его трогал? Этот пакетик?
– Я что, с дуба рухнул? Нет, конечно. Он мне их протягивал, но я сразу руки за спину и говорю: нет, этот номер не пройдет. Они ребята понятливые и вежливые. Ключи от моей тачки забрали, а на меня наручники. А дальше…
– Дальше по дороге.
Прежде чем отправиться в путь, Марис еще раз внимательно огляделся. Небо почернело, и уличные фонари разделили улицы на неровные сгустки тьмы и света, по которым торопливо перемещались редкие прохожие. Ощущения, что кто-то идет за ним следом, больше не возникало, но лишний раз входить в сумрачный тоннель под железной дорогой не хотелось, и он вновь выбрал путь через опустевший железнодорожный вокзал. Антон едва поспевал за его стремительным шагом и на привокзальной площади даже придержал Мариса за рукав.
