– Ах да! Соперников лучше презирать незнанием. Но скажи мне, чем отличается ваша шуньята[134] от тай сюй дао?[135]
Махакайя невольно оглянулся на проходивших мимо людей в цветных пестрых халатах, с разными лицами, среди которых было много варварских. Совсем рядом здесь зычно кликал и духовито пах восточный базар, где торговали персидской парчой, золотой и серебряной посудой, бронзовыми зеркалами, расшитыми дорогими халатами, хлопковыми одеялами, безрукавками. Слышны были ржанье лошадей, блеянье овец и козлят, наигрыши на цисяньцине[136]. Со стороны кузнечного ряда доносился металлический перестук. От лекарственного ряда веяло запахами трав и снадобий, корешков и грибов. Винные курились ароматами всех вин вселенной: винами, смешанными с минералами, разнообразными цветочными винами, рисовым и пшеничным и вином «Соски кобылицы из Западного края», то бишь вином из длинного винограда, присылаемым из Гаочана. Кожевенный ряд тоже благоухал выделанными и невыделанными кожами животных.
– Что же ты молчишь? Не соберешь в пучок власы рассыпавшихся помыслов? – спрашивал с усмешкой этот человек. – А я слышал, наставники вас вдруг колотят палкой, или обливают ледяной водой, или плюют в глаза и ждут достойного ответа. Не пробудился?
Махакайя и впрямь немного растерялся от пестроты и шума Западного рынка. Хотя он уже второй год обитал в монастыре в Чанъани, но все же монастырские стены надежно защищали от гомона столичной жизни. И ведь только вчера он так же бродил по торговым рядам другого – Восточного рынка, где торговали скобяным товаром, сластями, музыкальными инструментами и многим другим, но не книгами, и поэтому монах направился на следующий же день сюда, на Западный рынок, где было больше хукэ, или фаньке, ну короче – бэйху[137]. Но там продавали и книги.
– Я ищу торговца книгами, – сказал Махакайя, внимательно взглядывая в лицо этого человека в халате, перепачканном чем-то черным.
– А я ищу монаха! – неожиданно воскликнул толстяк и рассмеялся.
Махакайя вопросительно на него смотрел.
– Да, мне нужен буддийский монах, который поведал бы, что такое мгновенное пробуждение и что можно после этого видеть, – с этими словами он обвел широким жестом вокруг себя. – И! – Он вскинул руку с воздетым указательным пальцем. – Можно ли это написать тушью?
Махакайя учуял запах вина и понял, что этот толстяк только что наведался в винную лавку. Он смутился, не зная, как к нему вообще относиться, не лучше ли повернуться и уйти.
А человек наставил указательный палец на монаха и сказал:
– Мгновенный ответ мне и нужен! Да или нет?
Тут Махакайе что-то сверкнуло, и он сдержанно ответил:
– Нет.
– Что «нет»? – переспросил толстяк.
– Просто так это невозможно, – убежденно ответил монах, сторонясь, чтобы пропустить торговца железными, тихонько позвякивающими кувшинами, которыми была увешана его крепкая палка с обеих концов.
– Уважаемые, купите кувшины и наполните их родниковой водой или… – торговец потянул приплюснутым носом воздух со стороны толстяка в перепачканном халате, – или вином.
– Для воды есть каменное ложе ручья. Для вина – лавка, – отвечал ему толстяк и, снова обращаясь к монаху, вопрошал: – А не просто так возможно?
– Может ли этот торговец заговорить на санскрите? – вопросом на вопрос ответил монах, кивая на уходящего со своими покачивающимися на палке кувшинами торговца в полосатом халате, стоптанных сапогах и войлочной шапке. – Могут ли его кувшины спеть «В горах карагач растет»?..
