– А если сход решит, что ты должен грехи отпускать?
– Ну, отчего же… – приосанился мужик. – Слова я знаю.
– Вот так оно и получается, уважаемый Пебба: раз человек слова знает, начинает думать, что умеет говорить.
Мужик наморщил лоб.
– Не понимаю.
– Об этом будет моя следующая проповедь. А сейчас ты можешь идти и успокоить почтенных прихожан. Им ничего не угрожает.
Пебба, бормоча под нос, направился к выходу. Родрик закашлялся. Ожог на груди болел нестерпимо.
– Что вы хотите от меня, преподобный?
Ответить тот не успел. Или просто не услышал. Дверь вновь распахнулась, и в дом кто-то влетел. Едва не сбив старика с ног, перед ним возникла взъерошенная женщина с рыжими волосами почти до пояса. Она встала, уперев руки в бока. Её лица Родрику не было видно.
– Отдайте его мне! Он мой, я ж объяснила…
– Боюсь, дитя моё, Круг будет против.
– Круг-то как раз не будет против, – заявила она. – У нас и так на двух баб один мужик.
– Девочка моя, – старик не говорил, а как будто поскрипывал, – если не Круг, так его милость Экхарт. Ты же сама знаешь…
– Да его милость сюда только длинным летом наезжает и, можно подумать, всех по лицам помнит, – запальчиво перебила его женщина, – а мне что делать? Сворн девять зим назад замуж вышла, Беонна – пять, а мне-то как – девкой помирать? Или к Пеббе молодой женой идти?
Перед глазами плясали зайчики, но Родрик готов был поклясться, что старик фыркнул в седую бороду.
– А не ты ли двум женихам подряд от ворот поворот дала? Дело не в том, кто когда наезжает. Мне ли тебе напоминать? И не ты ли час назад всех на уши подняла, кричала, что у тебя в доме песиголовцы? И где ты ходишь по ночам?
– Никого я не поднимала, – сердито заявила женщина. Кажется, она была совсем молода. – Он прямо у жбана с капустой сидел, что я могла подумать? Темно было. Вы ж сами видите, что никакой не песиголовец…
– Я задал тебе три вопроса, и ты не ответила ни на один. – Старик кивнул почти удручённо. – Сейчас для них не время, и луна не полная. Внешне – да, не похож. Но глаза имеют свойство обманывать. Пятнадцатый день покажет…
– Я ответила! – вызывающе сказала женщина. – Я не виновата, что вы ничего не понимаете! Ну, пожалуйста! – И топнула ногой. «Пожалуйста» никак не вязалось с её голосом. – Я у сторхов спрашивала, мне святая Аберта сказала…
Старик в ужасе замахал руками.
– Что ты говоришь такое?! У сторхов? За Белый ручей никому…
– Я тихо-о-нечко, – протянула девица, – бы-ыстренько. Мышкой туда-обратно. Сами ж сказали: для них сейчас не время. И я гадала ещё. Матушкиными камнями. И знаете, как камни выпали?..
Старик рассердился.
– Замолчи. У тебя, Эирлис, в голове – каша. Ты злоупотребляешь моим к тебе отношением. То, что пришло из Топи… даже говорить об этом не хочу.
– Да может, вовсе и не из Топи. Он говорил, что заблудился, я слышала. Может, из Ладлоу, или Бейлаха, или…
– Ты ошибаешься, – нахмурился старик, – он совсем не из наших краёв. Посмотри на него. Он пришёл оттуда. Мы не можем рисковать.
Родрик решился крякнуть. У него тоже в голове была каша, пожалуй, даже с комками, грудина болела нещадно: песиголовцы какие-то, капуста, порождения Виловы, сторхи…
– Ничего, что я прерву вашу беседу? – Старик и девица мгновенно повернулись в его сторону, уставившись на Родрика как мыши на змею. – Мне очень больно, Вил его дери. Раз я не тварь, и время для меня ещё не пришло, может, объясните, что к чему? Или хотя бы развяжете? Я ни в чём не виновен, клянусь…
