Крупицы золота в тумане - страница 17
– Едем дальше! Ну, чего ждёте? – раздался голос Роберта, на фоне тишины он прозвучал как раскат грома.
Все оживились и побрели к фургонам. Никто ещё не успел отойти от того шокирующего заявления мистера Рассела, что они могли быть уже мертвы. Но при этом каждый старался тщательно скрыть страх.
Эдвин видел индейцев в первый раз, это событие точно навсегда останется в памяти. Его также теперь сковывал страх, но он вспомнил первый день, когда мистер Рассел ясно сказал, что далеко не все вернуться назад, что их могут настигнуть индейцы. И теперь следовал вопрос: разве их не предупреждали?! Конечно, их предупреждали, но почему тогда многие, в том числе и Эдвин, пропустили всё мимо ушей? Ну да, точно, им было не до этого. На уме у них было золото и ещё раз золото. Каждый любил золото, как мифический царь Мидас. Лучшего сравнения, наверное, не найти. Мидас так сильно желал быть богатым, что попросил богов, чтобы те даровали ему возможность превращать в золото всё, к чему он прикоснётся. В итоге Мидас умер от того, что не смог есть: вся еда превращалась в золото. Вполне возможно, что многих, отправившихся на Запад людей, ждёт не менее трагическая участь, их где-то уже поджидает смерть.
Они скрывали страх не потому, что не хотели выглядеть слабаками в глазах товарищей, а потому, что страх этот выглядел бы просто глупым. В голове звучала фраза: «И не смейте говорить, что вас не предупреждали! Не смейте!» И правда, если бы кто-нибудь устроил истерику по поводу того, что он никак не ожидал, что их поездка таит в себе столько опасностей, ему пришлось бы довольствоваться лишь укоризненным взглядом Роберта, спрашивающим: «А разве я вам не говорил об этом?» И не чего тут утверждать, что во всём виновата мечта разбогатеть, которая повела всех неведомо куда. Нужно называть вещи своими именами. Это не мечта, это самая обыкновенная жажда денег, желание заполучить их любой ценой.
Встреча с индейцами опустила с небес на землю всех расхрабрившихся приятелей Конора, всеми без исключения овладела задумчивость, продолжавшаяся слишком уж долго. Только один раз Конору удалось ненадолго вывести всех из подобного состояния: вечером того же дня, когда компания наткнулась на индейцев, он решил подшутить над Фрэнком:
– Ну что, Фрэнк, куда ты теперь денешь своё завещание, а?
Фрэнк молчал, на лицах остальных появилась лишь лёгкая улыбка, но затем она исчезла, и снова все погрузились в задумчивость.
Странности в поведении Тома становились всё более заметными, и Фрэнку, наблюдавшему за ним больше остальных, стало ясно, в чём причина подобного поведения Тома. Том не на шутку заболел, отрицать этого не было смысла. Фрэнк несколько часов бормотал себе под нос симптомы Тома:
– Сонливость, слабость, озноб, тошнота, головная боль.
Эдвин внимательно его слушал, но когда в ход пошли медицинские термины, неизвестные ему, он отказался от этого занятия.
Фрэнк продолжал бормотать, мысленно открывая в голове большой справочник болезней и пытаясь вспомнить, не встречал ли он похожие случаи. Когда Фрэнк заметил, что Томом овладели судороги, он наконец всё понял.
– Малярия, конечно, малярия, – пробубнил он.
Том теперь всё время лежал в фургоне, а Фрэнк – ухаживал за ним. Фрэнку больше некогда было предаваться мучительным воспоминаниям о Балтиморе и думать об индейцах или о какой-то другой опасности. Поэтому он быстрее остальных вышел из состояния задумчивости и погружённости в себя. Даже в свободное время он размышлял о здоровье больного.