Всем хотелось знать, как самочувствие Тома, но в фургон, в котором тот лежал, Фрэнк строго запрещал заходить. При этом Фрэнк также не был многословен в обсуждении болезни Тома. Но по его спокойствию, собранности, что выражало профессионализм, все понимали, что этот человек знает, что делает, и что пока волноваться нечего.
Так как мысли путешественников вертелись в основном около заболевшего товарища, никто не замечал странную перемену в Коноре.
– Чёрт! Как же всё надоело! – ворчал он и с каждым сказанном слове «чёрт» возмещал злость на лошади.
Конор стал как-то чересчур нервничать, он мог ни с того ни с сего обругать кого-нибудь. Но устраиваемые им представления чаще сопровождались либо недоумением, либо улыбками, и не приводили в итоге к цели Конора, какой бы она ни была. Даже один из его дружков, Марк, удосужился участи быть с головы до ног облитым словесными помоями, которые приготовил для него Конор: кажется, Марк что-то не то сказал, а затем пошло-поехало. Мистер Рассел же не обращал особого внимания на Конора, но до этого пристально за ним приглядывал.
Конор больше остальных выказывал недовольство одним чересчур религиозным путешественником Лукасом. Лукас уже не одну неделю твердил всем, что каждую субботу группа должна непременно отдыхать.
– Вы забыли что ли, что есть такая заповедь «Помни день субботний, чтобы святить его»? – спрашивал он. – В седьмой день недели люди не должны работать, «ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и всё, что в них, а в день седьмой почил»!
– Заткнись, не будем мы из-за тебя дни терять, мы должны двигаться быстрее, – говорил ему Конор.
– Помни и святи день субботний! – всё равно повторял Лукас.
Конор захотел затеять с ним драку, но мистер Рассел помешал этому. По правде говоря, и сам Роберт был не доволен причудами Лукаса, но он естественно старался ко всем относиться доброжелательно по мере возможности.
– Вот доедем до Калифорнии… – начинал обычно к вечеру говорить Роберт, но его мало кто слушал и уже не с таким восторгом, как в первые дни поездки.
Как ни старался мистер Рассел подбадривать всех рассказами о Калифорнии, ему всё чаще казалось, что людям этим и не нужна на самом деле никакая Калифорния, что они просто бесцельно склоняются по прериям, будто им приказали делать это. Но Роберт знал, что всё это временно, вот доедут до приисков и тогда сразу в глазах огни засияют.
Когда день, в которой группа встретила индейцев, постепенно забылся, на смену страху пришла рассеянность. Она, как болезнь, проникала в каждого, и признаки этой болезни можно было увидеть, когда, к примеру, ставили палатки: кто-нибудь да обязательно сделает что-то не так. Пока эта необъяснимая рассеянность медленно распространялась, её практически не замечали, только если приглядеться, увидишь, что и в самом деле что-то происходит.
Вскоре из-за рассеянности произошёл очень неприятный случай. Одному из самых молодых путешественников Тоду поручили донести до фургона котелок с продуктами для приготовления ужина, и он случайно уронил его.
– Дьявол! – произнёс Конор, увидев лежащую на земле еду. – И как же так можно?!
Тод потупил взгляд. Ему пришлось вытерпеть довольно большую лекцию по поводу собственного ничтожества, пока произошедшее не заметил мистер Рассел, и не заставил Конора замолчать.
– Нет, вы посмотрите на него! – возмущался Конор, будто только и поджидавший случай показать всё своё «красноречие» в силе. – Хотите сказать, этот идиот ещё сухим из воды выйдет?! Нет! Иди-ка сюда!
