Крушение позиций философов - страница 4

Далее Газали обратил свое лицо в сторону философов – тех, кто ищет спасение в научных практиках, прибегая к разуму. Газали подверг анализу те их исследования, в которых они затрагивали тематику вероубеждения, – а вдруг он найдет у них такие разновидности умственных изысканий, которые безоговорочно докажут правомерность их суждений? Но на самом деле он обнаружил лишь, что эти люди пребывают в глубоком внутреннем расколе.

«Аристотель опроверг всех, кто был до него, и даже собственного учителя, которого называли “божественным Платоном”. Правда, впоследствии он повинился за противоречие учителю, в частности сказав: “Платон мне друг, но истина дороже”. Сей эпизод из их жизни мы представили для того, чтобы читатель понял, что в их школе нет центрального опорного стержня и поэтому мастерски овладеть их учением просто невозможно. Свои суждения они основывают на версиях и догадках, не утруждая себя выяснением их достоверности и не имея в сердце непререкаемой истины».

Едва осознав, что апелляция к логике при выполнении данной задачи неправомерна и что богословские вопросы не подчиняются способу логической оценки математических аналогий, Газали заявил: «Мы четко покажем, что они (философы), поставив условия для безупречн ого сравнительного анализа в “Аргументации”, одном из разделов логики, а также предъявив требования к системе проведения данного анализа в книге “Аргументация”, равно как и утвердив положения в “Исагоге” и “Категориях”, являющихся разновидностями логики и ее заглавиями, не смогли всецело овладеть ни одной из Божественных наук». Поэтому он и спрашивал: «Где все те, которые утверждают, что доказательства, применяемые в теологии (он подразумевал аргументы, используемые философами), безупречны в такой же степени, как доказательства геометрических теорем?» И, поскольку доказательства, используемые философами в теологии, по своей четкости не достигают планки математики, тем самым не отвечая требованиям Газали, ему необходимо отряхнуть свои руки от философии.

Газали написал большое количество трудов, посвященных критике суждений философов и развенчанию их позиций. Я склоняюсь к мнению, что «Крушение» написано именно в этот период.

Затем Газали обратил свой лик в сторону имамитов (батинитов), утверждавших, что разум не застрахован от допущения ошибки, поэтому использовать логику в качестве источника религиозных истин недопустимо. К такому же выводу пришел и сам Газали после «экзаменовки» философов. Таким образом, позиции Газали и батинитов здесь совпали. Но откуда батиниты черпают религиозное знание, выдаваемое за абсолютное, безупречное? Они берут его от непогрешимого в вопросах вероучения предстоятеля (имама), в свою очередь получающего его от Аллаха при посредничестве Пророка (мир ему и благословение Аллаха). Но только где этот предстоятель? Газали долго разыскивал его, но не нашел. Тогда ему стало очевидно, что батиниты обманываются и что такого имама в реальности не существует. Поэтому Газали вновь вернулся на исходную позицию, написав книги, в которых, как он выразился, «подверг их (батинитов) болезненной критике и развенчанию».

Осталась четвертая группа – суфии, уверявшие, что познают и наблюдают тайные стороны бытия, имеют связь с миром небесных (космических) царств, черпая знания непосредственно из него. Но как же достичь просветления и такого познания? Они ответили ему: «Через знание и действие». Газали настойчиво стремился выведать у них первое, придерживаясь исполнения второго, пока не «отказался от широкого признания, а также и от постоянных упражнений, не содержащих в себе ни мути, ни скорби, и от абсолютной безопасности, лишенной борьбы с оппонентами», и после этого отправился куда глаза глядят по пустыням и пескам, посетив сначала Шам, потом Хиджаз, а затем Египет. Каждое путешествие превращалось в побег от людей и погоню за уединением в соответствии с заветом суфиев: «Отрыв сердца от плотских влечений к земному миру через отступление от обители обольщения. Безоглядное рвение к обители вечной жизни, обращение всех помыслов к Всевышнему Аллаху, что невыполнимо без отказа от погони за общественным положением и богатством и недостижимо без отречения от сует и плотских влечений. При выполнении данных требований сердце обретет такое состояние, при котором уравняется существование всего с небытием всего».