Гершон молча стоял у свежего холмика, а на сердце его кровоточила рана, оставляя новый, но не последний шрам.
Военные действия продолжались. Немцы осели в Крынках основательно, хозяйничали вовсю, и им требовались дармовые рабочие руки. Началась принудительная мобилизация местных жителей на хозяйственные работы и на строительство военных укреплений. Братьев Тарловских – Гершона, Соломона, Мойше и Баруха – гоняли на такие работы почти каждый день. Труд был тяжелый, а условия нечеловеческие. Один раз в день кормили пустой баландой. Домой братья возвращались смертельно усталые и измученные. Мать с младшими Абрамом и Матесом вели хозяйство у одряхлевшего ребе, работая на небольшом огороде.
Через год после начала войны рабочая сила потребовалась уже в самой Германии. В Гродно и его округе начались облавы на местное население массово: солдаты отлавливали крепких парней и мужчин и отправляли их в немецкие земли.
Соломона с Барухом забрали прямо из дома. После завтрака Лея за домом на огороде пропалывала грядки, Гершон с Матесом ей помогали. Соломон, Барух и Мойше ремонтировали крыльцо. Абрам ушел к соседям чистить колодец. Он первым заметил солдат, точнее, услышал крики и женский плач. Выглянув за калитку, мальчик увидел на дороге вооруженных немцев. Они заходили подряд в каждый двор и выталкивали оттуда мужчин и молодых парней. Абрам быстро сообразил, в чем дело. Чтобы не попасться солдатам на глаза, он задворками помчался к своему дому. Увидев на огороде мать, мальчик крикнул:
– Немцы идут, всех мужиков гребут, прятаться надо!
Гершон хотел было побежать в дом, предупредить братьев, но Лея успела толкнуть его к Матесу и Абраму:
– Сынок, спасай братьев, бегите в рощу!
Матес и Абрам хотя и были еще подростками, но физический труд сделал свое дело: мальчики были рослыми, рано раздались в плечах и выглядели старше своих лет. Мать быстро сообразила, что немцы не будут разбираться, сколько кому лет, и рисковать не могла.
Старших сыновей Лея предупредить не успела. Пока она бежала к дому, солдаты уже ввалились во двор. Не слушая мольбы матери, они прикладами вытолкали Соломона, Баруха и Мойше из дома и погнали по улице. Лея бежала за ними до самой площади. Там уже шла сортировка рабочей силы: юнцов в один ряд, взрослых мужиков в другой. Высокий грузный офицер с блокнотом в руках ходил вдоль шеренг, пересчитывал мужиков и переписывал их имена. Вокруг толпились родные; они гудели и выкрикивали мужей, сыновей, отцов, стараясь привлечь их внимание. Многие понимали, что больше они не увидятся.
Тем временем офицеры сгрудились, о чем-то посовещались. Грузный немец с блокнотом вышел вперед и объявил собравшимся, что можно принести все нужное для отправки мужчин в Германию. Женщины побежали по домам и вскоре выкладывали перед офицерами принесенные вещи. Немцы деловито копались в пожитках, отбирали и уносили понравившиеся им вещи. Подошли подводы, запряженные тощими лошадьми; на них погрузили согнанную рабочую силу и под крики и вой оставшегося народа повезли по направлению к Гродно. Когда подводы выехали с площади на улицу, с одной из подвод вдруг соскочил человек и побежал во дворы. Немцы поздно среагировали, скинули винтовки, начали стрелять.
– Это же Мойше! – крикнула стоявшая рядом с Леей девочка. – Мойше Тарловский!
Лея тоже узнала в бежавшей фигуре своего сына. Она не могла поверить своим глазам, стояла, затаив дыхание, и молила бога, чтобы он отвел пули от ее мальчика.
