Парень на сцене неистово топтал тюбетейку. Барабанщик с индейскими косами ударял по бочке одетой в гипюровое белье ногой. Гитарист разрывал перепонки струнам, выворачивал наизнанку спирали косматой головой. Басист угрюмо фонил очками-лупами.
Зрители Первомайки впали в аффективно-депрессивный экстаз.
Мурманск. Рок-фестиваль 1993-го.
Скинхеды и панки под занавес устроили смертоносную толчею. Выскакивали на сцену, дергая ногами и руками, всем телом, как необузданные неваляшки.
С заднего ряда отменно просматривался зал. Одни подпевали «Птичку», другие свистели, остальные жестикулировали на мазафаковском слэнге.
И вдруг солист «Лос Ингредиентс» выдал босой танец на углях. Смесь Студжис с Кейвом с отголосками Дорс. На суд слушателей из внутренней темноты вырвалась отчаянная жажда свободы узника Азкабана. Зал взорвался от восторженного негодования.
– Это мое, – мелькнула вспышка интуиции. Так с первого курса иняза мурманская «Рок-панорама» стала ежегодным событием, которого ждала, как Каренина поезда.
– Я уйду в нереальность, навсегда уйду в нереальность, – заучили мы все.
– Трудно быть вампиром, пьющим мысли, пустые и мертвые, без капли жизни, – стонали под гуттаперчевого Зубарева из «Описиктра».
«Рэббитс Хуф» вообще не писали текстов, а харизматично изображали слова, выдавая коллабористическую белиберду. В приступе агонии звучали покруче самого Хармса.
Первое личное знакомство случилось в апреле 94-го. Шла из библиотеки в общагу, а оказалась на дне рождения у солиста в расписной тюбетейке.
– Блюзовая певица из Никеля? – спросил Юдж.
– Я?!
Подыграли никельские друзья. Вельвет с Пепсом мгновенно переложили на манер дорожного блюза «Хэппиньюеа» Аббы. Пришлось исполнить. И понеслось… Музыка, видео, творчество. Встречи, тусовки, концерты, джем-сейшены на квартирах, репетиционные точки…
Тибетская книга мертвых не раз становилась настольной.
Первым ушел Вадик. Барабанщик «Типового проекта». Студеные похороны после долгих поисков. Нашли на складе Заполярного. До сих пор не понятно, как так случилось. Боль утраты не отпускала. Все, что могли сделать – начали верить. В фатальность, в знаки, в вакуум. Жизнь продолжалась, но внутри поселилась та самая «пустота», про которую позже прочли у Пелевина:
«Жизнь – это то, что ты делаешь с миром, а мир делает с тобой. Типа как секс.
А если ты отходишь в сторону и начинаешь про это думать, исчезает сам предмет размышлений. На месте жизни остается пустота.
Вот поэтому все эти созерцатели, которые у стены на жопе сидят, про пустоту и говорят. У них просто жизнь иссякла – а они считают, что все про нее поняли.
Про жизнь бесполезно думать. Жизнь можно только жить».
Полный зал Кировки набился в 1998-м. Знакомые и ставшие родными лица слились в единый образ. На видео стою возле сцены, скрестив у лица руки.
«Ищут пожарные, ищет милиция… молоху или другому быку… останься тысяча первой», – извергал Юджин.
Музыкальные команды из Мурманска выступали и в никельском ДК «Восход», и в питерском «Там-Таме». Играли в пединституте и в Художественном музее. Писали альбомы. Снимали видео. Читали Кастанеду и Маркеса. Любили собираться на квартирах и подолгу джемить, вливаясь в новые измерения между реальностью и нотами. Искали утраченный смысл в творчестве и любви.
