– Тебя приняли, Глеб. Просто родители это скрыли, – спокойным тоном продолжил Дэн.
Но для меня его голос звучал в ушах колокольным звоном. Скулы стиснулись. Денис рассказал, что родители получили ответ из школы, прочли и разорвали. Они приготовили для меня другое будущее, хотя видели, что я днём и ночью бредил красками, пейзажами, выставками. Они восхищались моими портретами, но это не помешало им предать меня. Я был морально раздавлен. Ноги подкосились. Однако недомогание прошло быстро, его вытеснил нарастающий гнев.
– Прости, я не должен был позволить им сделать это, – тихо сказал Денис.
Плевать я хотел на извинение брата! Он не терял родителей, он не был предан родными людьми. Он, в конце концов, исполнил свою мечту! Я повернулся к опекунам.
– Как вы могли так со мной поступить? Это же подло!
– Глеб, твоё увлечение мы всегда принимали несерьёзно, – взял на себя удар дядя. – Мы не могли позволить тебе остаться без престижного образования и зарабатывать себе на жизнь, рисуя на Арбате.
– Окончив эту школу, я бы не рисовал на Арбате! Но даже если и так?! Это моя жизнь, понимаете, моя! Ну, конечно, родственник-художник не вписывался в ваше представление об идеальной семье. Вы не имели права решать за меня!
Боже! Все эти годы я был уверен в собственной бездарности. Но всё равно продолжал писать и самосовершенствоваться. А теперь оказывается, что я на самом деле мог чего-то добиться.
– Всё, Глеб, хватит! – резко бросила тётя. – Тебе грех жаловаться на жизнь!
– Почему вы в меня не поверили?
– Мы хотели тебе добра, и ты это знаешь.
– Лена, ты тоже считаешь, что мы поступили неправильно? – перебил жену дядя Паша.
– А при чём тут я? – удивилась Лена. – Ну если вы хотите знать моё мнение, то да, я считаю, что вы поступили с Глебом несправедливо.
Я посмотрел на Лену. Сердце откликнулось на её слова. Меня приятно удивил её ответ, ведь, зная её меркантильный подход к жизни, я понимал, что для неё моя карьера финансового управляющего куда круче, чем перспектива несостоявшегося художника.
– Какой смысл сейчас переливать из пустого в порожнее? – возмущённо спросила тётя. – Что сделано, того не вернёшь. Ты должен быть нам благодарен!
– Пошли отсюда, – сказал я Лене.
– Хорошо, милый.
– Я не хочу видеть вас! – не мог успокоиться я. – Вы… вы…
– Ну, кто мы? – вскочил со стула дядя.
– Вы бессердечные эгоисты!
– Выбирай слова, щенок! – крикнул дядя Паша.
– Сейчас же извинись! – добавила тётя Лариса.
Я смотрел на них с ненавистью. Ленка подтолкнула меня к выходу и шепнула, что не надо перегибать палку.
– И не подумаю извиняться!
Подруга усилила хватку, и мы вышли из дома. Смогу ли я простить их? Не уверен.
Лена на ходу вызвала такси. Минуты через три мы уже сидели в машине. Я был зол так, что меня колотил озноб. Мне было больно.
– Ну как ты? – тихо спросила Лена.
– Не знаю.
Мне совершенно не хотелось разговаривать. Меня душила обида, я кипел. Я не понимал, почему со мной так обошлись. Я был послушным, неприхотливым, исполнительным. Я так часто говорил им о своей мечте стать великим художником, а меня просто не захотели услышать. Да, великим! А что плохого в такой мечте? Уж если мечтать, то мечтать! Все эти годы я вёл незримую борьбу, доказывая им, что могу создавать хорошие картины. Я писал пейзажи для их друзей и знакомых, и никто не оставался равнодушным к моим произведениям. Пока в моей голове роились все эти мысли, Лена молча смотрела на меня обеспокоенным взглядом.
