– Нет, ну вы только послушайте! – глаза Эмбер возбужденно блеснули, и она поднялась на ноги. – Ты только меня не пускай – не пускай одной улететь!
Смешки переходили в откровенный хохот – такой, какой не так давно стоял в столовой.
– Никому, молю, не отдай, – кривляясь, продолжила Эмбер. – С тобой позволь догореть!
Я как будто умерла.
Умерла прямо здесь и сейчас, когда по всему тому, что я изливала на бумагу, потоптались десятками грязных сапог… нет, не сапог – красивых, но таких же грязных туфлей с острыми как бритва каблучками.
К горлу подступила тошнота, когда я узнала передающуюся из рук в руки, уже изрядно потрепанную тетрадь. Вопрос, как она оказалась у них, мелькнул где-то на краю сознания и тут же исчез. Вспомнилось, что еще до того, как установила на свою каморку защиту, обнаружила ее дверь незапертой. Тогда я осмотрела личные вещи, проверила, не пропали ли учебники… а про тетрадь, куда долгие годы записывала стихи, не вспомнила. За суетой последних дней вообще забыла о ее существовании!
– Мы застываем в янтаре, – с пафосом подхватила Люция, к которой перешла несчастная тетрадь. – Как мухи на…
Она замолчала, и все рассмеялись грубой недосказанной шутке.
Я стояла, не шевелясь и чувствуя себя ледяным изваянием.
«Не по-настоящему, не со мной…»
Нужно только окончательно заморозить эмоции, позволить им покрыться ледяной, защищающей душу и сердце броней. Не позволять всему этому влиять на меня. Никто не сможет меня унизить, пока я сама не признаю себя униженной. И я не признаю. Не стану требовать отдать тетрадь, прыгать перед ними, плакать, чего они только и ждут.
Только один человек не смеялся вместе с ними, только в одном взгляде отражалась толика сочувствия – Алекса. Но она не вмешивалась, да я на другое и не рассчитывала. Одно дело дать отпор, когда задевают лично тебя, и другое – встать на чью-то защиту против большинства.
– А вот это, вы только послушайте! – забрав у Люции тетрадь, снова перехватила инициативу Эмбер.
Над какими следующими строчками она хотела поиздеваться, никто так и не узнал.
Дверь громко хлопнула, оборвав царящий шум, и в аудиторию вошел лорд Нориан Снэш. Все так и замерли в тех же позах, в каких находились до его прихода. Обведя всех пробирающим до дрожи взглядом, он посмотрел на меня.
По ощущениям, моя спина была такой прямой, словно я проглотила кол. Превратившись в само сосредоточение напряжения и нервов, старалась ничем этого не выдать. Спрятать боль и обиду настолько глубоко, чтобы ее не смог распознать никто. Даже феникс.
И его взгляд я встретила внешне спокойно и решительно. По крайней мере, надеялась, что это так.
Мы смотрели друг другу в глаза несколько долгих мгновений, а затем лорд Снэш, обращаясь ко всем, кроме меня, спросил:
– Что здесь происходит?
Было нечто забавное в том, что точно такой же вопрос вчера вечером задавал вошедший в гостиную Гай. Только вот феникс – не дворецкий. И в его интонации было столько скрытой силы, властности и затаенной угрозы, что напряжение накалилось до предела. Я буквально физически почувствовала, как однокурсницами синхронно завладело одно-единственное желание: исчезнуть.
– Мне повторить вопрос? – в воцарившейся тишине его голос звучал, точно набат.
Заговорить осмелилась Эмбер. Поспешно выйдя из-за преподавательского стола, присела в реверансе и, опустив глаза, с несвойственными ей робостью и застенчивостью, проговорила:
