– Иди в лес, мученый! – сказал, как плюнул, рыжий.
– Не ходи! – выпалила Фрезия.
Кажется, у неё из глаз выкатилась слезинка, но Добронрав не был уверен.
Из-за крон вверх взметнулись три тени, и бравая ватага мигом растянулась в траве. Добронрав вздрогнул и быстро повернулся назад. Исполинские птицы с человечьими головами медленно парили на огромных чёрных крыльях, улетая в сторону Траволесья. Добронрав проводил их взглядом и обернулся к дружкам. От страха они закрывали головы, как будто это могло защитить их от алконостов.
Сообразив, что опасность миновала, бравая ватага принялась медленно один за другим подниматься.
Добронрав тяжело дышал. Он хмуро наблюдал, как поднимаются из грязи те, кем ещё совсем недавно восхищался до щенячьего восторга. Бледные от ужаса, сгорбленные, будто готовые нырнуть в траву повторно. Даже Жжёного перекосило от страха. Наверное, он и сам это понимал, поскольку злился ещё сильнее.
– Что, мученый, зассал? – Рыжий стоял в полуприседе. Он будто бы всё ещё прятался за высокой травой. На Добронрава он кричал и делал резкие движения, как будто был готов в любую минуту сорваться и броситься на мальчишку.
Добронрав чуть не плакал. Его губы время от времени тряслись, но мальчишка титаническим усилием держал себя в руках.
– Конечно, это же не огрызками в прохожих бросать, – продолжал рыжий. – Ты мужик или нет?
– Жжёный, пошли, а? – сдавленно проговорил Куница. – Чёрт с ним. Они же щас вернутся. Или новые прилетят.
– Нас уже могли заметить! – вторил ему Медок.
– Цыц, я сказал! Значит, так, мученый. Если ты сейчас не идёшь в сраный лес, мы с парнями разворачиваемся…
– Слышь! – зашипела от возмущения Фрезия.
– Если ты сейчас не идёшь, – терпеливо повторил Жжёный, – мы и Фрезия разворачиваемся и уходим. И не дай тебе бог ещё раз попасться мне на глаза. Ну!
– Я не пойду.
– Ссыкло!
Добронрав показал неприличный жест. Рыжий заревел и бросился вперёд, но вся остальная компания повисла у него на руках. Видя, что его держат крепко и не дадут подойти к лесу слишком близко, Жжёный стал рваться ещё сильнее.
Добронрава трясло от страха. Он мысленно молился, чтобы парни всё-таки удержали безумца. Мальчишка с ужасом смотрел, как тот беснуется в руках друзей. Как краснеет лицо Жжёного не то от ярости, не то от напряжения. Не то от страха.
Сзади что-то хрустнуло, и это решило всё. Парни бросили рыжего и со всех ног припустили обратно к обжитым людьми концам Лихобора. Лишившись опоры, Жжёный от неожиданности рванул вперёд и вспахал носом землю. Парень встал и медленно утёрся кулаком. Посмотрел на струйки крови, стекавшей с костяшек на пальцы, и перевёл взгляд на Добронрава.
– Жжёный, пошли! – уговаривала его Фрезия. Тянула за руки. – Мне страшно!
Она смотрела на рыжего такими умоляющими и одновременно преданными глазами, что было совершенно ясно: Фрезия умрёт, но не двинется с места без Жжёного.
Как бы Добронраву хотелось, чтобы на него смотрели так же. Чтобы на него так смотрела Фрезия. Ну, что она – такая красивая, весёлая, живая – нашла в этом придурке? Сейчас она убедит Жжёного уйти, возьмёт его за руку и уберётся подальше от дубрав сиринов и алконостов. А его – Добронрава – снова будут ждать душные, пропахшие воском и пергаментом стены кельи дьяка или монотонный скрип балды, раскачивающейся на толстой верёвке. Ни друзей, ни приятелей. Ни девушки.
У Добронрава не было ничего.
