И всё же иногда под вечер, изнурённый дневными заботами, Добронрав садился у окна своей опочивальни и подолгу смотрел, как за ним протекает жизнь. Он наблюдал за вялой перебранкой челядинской ребятни и нередко люто им завидовал.
Отрок знал, что жизнь прислуги не сахар, что им достаётся ничуть не меньше его самого, а то и больше, но у них было то, чего лишили Добронрава, – друзья. Им было с кем разделить все тяготы, что выпадали на их долю. Даже спали челядские дети на соломе в общих ложницах, где мужская и женская половина отделялась занавеской. Добронрав не знал даже этого. Велюра Твердолобый был так богат, что мог позволить себе устроить отдельную опочивальню для каждого своего отпрыска.
Но Добронраву иногда хотелось выть от этого.
Однажды он решил перед сном навестить младшую сестру – Любиму. Она всегда теплее всех относилась к старшему брату, но в тот раз, когда Добронрав переступил её порог, Любима взглянула так, будто увидела привидение.
– Чего тебе, Добронрав?
– Да я… Хотел пожелать добрых снов.
– А… Ладно, – кивнула сестра. – Ступай, Добронрав.
Отрок кивнул и вышел. Закрыв за собой дверь, он сломя голову бросился к себе, чтобы никто не видел слёз.
Больше он не пытался первым заговорить с кем-то из братьев и сестёр.
Им тоже было не до маменькиного сынка Добронрава. В отличие от него у них было свободное время. Они могли иметь друзей и гулять с ними. Братья даже встречались с девушками и, будто в насмешку, частенько зажимали их под окном Добронрава.
Парень долго это терпел. Но ничто не может длиться вечно, и в один прекрасный день Добронрав вылил ведро воды на обнимающуюся внизу парочку.
Больше под окном никто не появлялся.
* * *
Добронрав стоял перед лесом вещих птиц. Сегодня был тот редкий день, когда парень мог ничего не делать, поэтому он, по своему обыкновению, отправился гулять, и ноги сами привели его сюда.
Когда боярич понял, где очутился, то похолодел.
Он стоял, заткнув большие пальцы за вышитый красным кушак, и с запрокинутой головой смотрел на величественные деревья, которые словно подпирали кронами небо.
Если бы его кто-то спросил, зачем он здесь, Добронрав не нашёл бы ответа.
Лес хранил молчание. Как и в прошлый раз, в его глубине глаз не различал даже тени движения, но Добронрав уже знал, насколько обманчивым может быть это спокойствие. Он не собирался возвращаться в рощу – не такой дурак, просто стоял неподалёку и смотрел. Всё-таки красиво.
Вечер окрасил деревья мягким оранжевым цветом. От всего вокруг будто исходило тепло. Дул мягкий сухой ветер. Тихо шелестела листва.
Добронрав вздохнул полной грудью и ненадолго закрыл глаза. Потом отрок обернулся и посмотрел в ту сторону, где за чередой двускатных деревянных крыш едва-едва выглядывал покатый, похожий на геральдическую пику фронтон родного терема. Там, возможно, его уже ждал отец, чтобы похвастать толковым сыном перед очередным знакомцем. Там в своих ложницах и светлицах его заморские наставники планировали очередное поучение. Так и сяк прикидывали, как бы впихнуть побольше разной дребедени в голову несчастного боярича.
Потом Добронрав медленно прошёлся взглядом по разновеликим строениям Лихобора. Отсюда можно было рассмотреть многое, почти всё. Низкие двупокатые крыши и старые срубы посада, что утопали в тени детинца и сторожевых башен. Сами башни, которые казались нарисованными на фоне сумеречного неба и совершенно нереальными. Дальше высились терема знати, один другого краше. Они соревновались между собой в яркости крыш, искусности росписи и величине самого сруба. Каждый старался сделать своё жилище заметнее и краше. Чуть далее блистали золотыми куполами, увенчанными золотым же перечёркнутым окружьем, собор святой Софии и лихоборский мужской монастырь елизарианцев. И совсем далеко виднелись башни княжеского крома.
