3
– Климов? – спросил Турецкий. – Евгений Анатольевич? Нет, не знаю такого.
– А ты и не можешь знать всех без исключения следователей Москвы, – возразил Меркулов. – Но я слышал отзывы о нем, и у меня сложилось впечатление, что это толковый и порядочный человек. Если он к тридцати годам не успел еще растерять на нашем деле такое качество, как человеческая порядочность, то…
– То что, Костя? – усмехнулся Турецкий. – Ладно, у меня нет возражений, я готов его выслушать. Ну а как у нас сложатся дела позже, поговорим отдельно. Он-то сам уже в курсе?
– А вот это, я полагаю, ты сам ему и скажешь. – И добавил с легкой иронией: – И можешь не стесняться, уж твоя-то личность ему наверняка известна, так что открытий у него не будет.
– Нехорошо так говорить – а уж про то, что думать, я и не заикаюсь – о лучших и верных своих друзьях, Костя.
– А я разве что-нибудь такое сказал? Ты бы о деле, а не о самолюбии думал, Саня.
– Так, началось… Знаешь такой анекдот, Костя? Про «началось»?
– Похабный, конечно?
– Что вы, граф! Исключительно для дам-с! Пришел мужичок в ресторан и спрашивает у официанта: «А у вас тут, говорят, вкусно кормят и поят?» Ну тот: «Так точно-с! Чего изволите-с?» А мужичок отвечает: «Подай-ка ты мне, братец, коньячку подороже, да икорки осетровой мисочку. С горячим калачом. Знаешь, пока не началось». Тот принес, мужичок выпил и закусил и попросил повторить заказ, с присказкой, что, мол, надо бы поскорее, пока не началось. Снова съел и выпил и снова просит повторить, пока не началось. Тут официант и спрашивает: «А когда платить будем-с?» «Ну вот и началось», – с грустью ответил мужичок.
– Ты это к чему? – спросил, улыбаясь, Меркулов. – Вот закроешь дело, может, я тебе и стаканчик поставлю, и икоркой хлебушек намажу. Но не раньше. А пока созвонись-ка с нашим общим другом и узнай у него все, что можешь, про этого генерала. Я чую, неспроста с ним так сурово обошлись. Не иначе либо старые хвосты обрубают, либо у них что-то новенькое. Но они не сознаются, будут темнить. Он ведь, кажется, в какой-то серьезной фирме в последнее время работал, что-то там консультировал, понимаешь? А консультации таких людей, которые возглавляли в свое время управления в госбезопасности, очень дорого стоят.
– Как я понял, ты тоже считаешь, что дело тухлое?
– Почему? Самое обычное. На мой взгляд, скорее уголовное, нежели политическое. А с другой стороны, сегодня у нас нет ничего невозможного, так оно все перемешалось… Можешь, кстати, обрадовать и своего закадычного дружка Вячеслава, его министр не возражал нашему генеральному, когда тот попросил подключить к расследованию и Департамент уголовного розыска его министерства. Все-таки генерал-полковник, каким бы отставным он ни был, оставался, судя по всему, личностью значительной. И если его выбрали в качестве мишени, последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Ты меня понимаешь, Саня?
– Ага, ты хочешь сказать, что если он первый, то может оказаться далеко не последним? Или тебе кто-то подсказал такую зрелую мысль?
– Типун тебе! Иди, не мешай работать.
И Турецкий, смеясь, пошел.
«Наш общий друг», которого мельком упомянул в разговоре Константин Дмитриевич Меркулов, был уже довольно долго заместителем начальника Главного управления собственной безопасности ФСБ. А знал его Меркулов по той простой причине, что был он сыном его старого товарища, еще с университетских времен, и в трудные минуты, когда требовалась экстренная и максимально правдивая информация о людях или событиях, считавшихся закрытыми для абсолютного большинства населения, Генрих Хайдерович, или Гена – между своими, так звали «друга», выручал. И делал он это исключительно из чувства взаимопомощи, помогая друзьям распутывать самые тайные интриги, особенно те из них, которые «имели место быть» в высших эшелонах власти, проникнуть куда даже человеку, облеченному властью и обладавшему немалыми возможностями, иной раз было просто нереально.
