Крыша приехала! Нечто ироническое в прозе и стихах - страница 7

Грех человеческий (первородный) стал наследственной болезнью, которая залечивается бесконечными молитвами, но при этом «излечение» не дает гарантии, что следующий потомок родится здоровым, с точки зрения греха. Получается, что все поколения людей рождаются и живут лишь для того, чтобы замолить тот самый первородный грех. Этот процесс бесконечен, а потому делает бессмысленным все существование человечества. Лечить то, что неизлечимо? Это удел религиозных фанатиков – они вполне осознают, что будут всегда грешниками, как бы ни молились Ему, и, насколько я понимаю, это состояние вечного греха доставляет им какое-то мазохистское удовольствие, причем, такое, что им мало держать это состояние только в себе.

Я не против верующих и говорил это не раз. Я против того, чтобы человеку постоянно внушали, что он в чем-то виновен, ведь, в конечном итоге, он виновен в том, что родился. Это не я сказал, это внушает нам Церковь. Не только православная или католическая…

Предновогодние дни. Зимний городской парк. На заснеженной скамейке в белом тулупе сидит дед. Он оперся двумя руками на палочку и, положив на нее бородатый подбородок, смотрел на стайку синичек перед собой. Синички что-то выклевывали в снегу. Видимо, кто-то ранее насыпал на дорогу немного крупы. Синички торопились. Шел снег и, пока еще видные, крупинки могло засыпать. Дед застыл в своей позе, лишь едва заметная улыбка да слегка дергающийся уголок глаза говорили о том, что он вполне себе живой.

Рядом стояла маленькая девочка двух-трех лет и тоже смотрела на птичек. Недалеко валялись детское ведерко и лопатка. Немного дальше, метрах в десяти, стояли две молодые женщины и что-то активно обсуждали. Видимо, одна из них была мамой девочки. Других людей в парке не было. Рабочий день…

Дед, как бы очнувшись, посмотрел по сторонам и остановил взгляд на девочке. Та тоже посмотрела на деда, потом снова на синичек, снова на деда. Потом протянула руку в сторону синичек: – Ики!

– Что? – не понял дед.

– Ики!

– А, птички! – догадался дед, – Да, красивые птички. Они кушают.

Дед улыбнулся, поднял голову. С окладистой бороды полетел снег. Он посмотрел на девочку, усмехнулся и протянул руку вперед ладонью вверх. Одна из синичек, наверное, самая смелая и любопытная, взлетела с земли и уселась на ладонь. Девочка уставилась на деда, словно завороженная.

– Хочешь подержать? – спросил дед. Та молчала. Еще не понимает. – подумал дед, – Вот так ручку протяни. И он вытянул вперед другую руку. Девочка немного подумала и медленно сделала так, как просил дед.

– Подожди немножко…

Синичка спокойно сидела на ладони, вертела головкой и время от времени пощипывала мех на рукаве дедовского тулупа. Наконец, она обратила внимание на девочку. Повернула голову на бок, как бы присматриваясь, а потом, взлетев, села прямо на яркую рукавичку девочки. Та открыла рот и боялась пошевелиться. А синичка деловито стала что-то выискивать в шерстинках варежки.

Так прошло минуты две. Тихие волшебные минуты и неизвестно, сколько бы они еще длились, если бы не раздался громкий требовательный голос мамы: – Аленка, нам пора уходить. Не забудь свое ведерко!

Девочка слегка вздрогнула. Синичка что-то тенькнула и полетела к своим. Аленка посмотрела на деда. Все ее лицо выражало непонимание и растерянность оттого, что кто-то разрушил настоящее чудо. Она была готова расплакаться.