В приемной показался Аксенов и свирепо направился ко мне. Я отступила на два шага назад и уперлась в подоконник. Олег Валентинович был настолько широк в плечах, что рядом с ним я казалась тонкой тростинкой, и переломать меня на пополам ему не составило бы труда. Даже одной рукой. Он и в нормальном-то состоянии не особо приятен лицом, надо ли говорить, как исказилось оно в гневе?
Олег Валентинович приблизился ко мне вплотную, схватил за шею своей здоровой лапой и зашипел в лицо:
– Распрощайся со своей работой, дура, ты здесь последний день. Ты поняла меня?
– Это Роман Викторович сказал? – с трудом дыша и цепляясь за его руку, сжимавшую мое горло, спросила я.
– А тебе мало того, что это сказал я?
– Мой руководитель Храмцов, и только он может меня уволить.
– А ты, я смотрю, дерзкая! – крепче сжимая мое горло, процедил Аксенов.
Из его рта несло перегаром и при нехватке воздуха мне стало еще хуже.
– Но мы можем договориться, – и его вторая рука снова забралась ко мне под юбку.
Я бросила спасать свое горло и кряхтя стала дубасить его по лицу, а потом и вовсе саданула ногтями по щеке. Он взвыл и выпустил меня из своих рук. Я резко схватила воздух ртом и закашлялась.
– Дура чокнутая! Я с тобой еще поговорю.
И утирая щеку, на которой остались следы моих ногтей, он бросился вон из приемной.
Отдышавшись и поправив волосы, я налила себе воды из графина и залпом его осушила. А потом вспомнила, что должна вытереть со стола в кабинете, и, вооружившись тряпкой, как ни в чем не бывало вернулась на совещание.
Хорошо, что работал диктофон, и позднее я могла прослушать и записать все необходимое в протокол. Мыслями я была далека от кабинета, и думала только о том, чем обернется моя выходка.
Мое слово против слова Аксенова. Кто я, и кто он? Что придумает Олег Валентинович, чтобы выгородить себя? Да и будет ли выгораживать? Как поведет себя Храмцов, если Аксенов скажет меня уволить? Пойдет ли он у него на поводу? А если Аксенов накопает информацию о моем брате? Странно, что он до сих пор этого не сделал. И, наверное, сейчас сам задастся вопросом, почему ничего обо мне не знает, и начнет шерстить мою анкету.
Ох, божечки, спаси и сохрани. Неужели меня и вправду уволят?
Когда совещание закончилось, и все ушли, убирая чашки, я подняла глаза на шефа, сидевшего на своем месте и читающего чей-то отчет, и решилась заговорить с ним:
– Роман Викторович, простите за то, что произошло, я…
– Вызовите ко мне Аксенова, – перебил он меня приказным тоном, не отрываясь от своих бумаг.
– Хорошо.
Я быстро составила всю посуду на поднос и вынесла из кабинета. Набрала Олега Валентиновича по телефону и вызвала к Роману Викторовичу. Тот пришел быстро, ссадина на его лице немного подсохла, и, тыкая в меня пальцем, процедил:
– Собирай свои вещи, твой поезд уходит.
И спрятался за дверями кабинета.
Через полчаса они вместе вышли и отправились на обед. Оба были в хорошем расположении духа, и я не знала, что и думать.
Во второй половине дня мне пришло сообщение от Храмцова с указанием времени, и как никогда раньше я занервничала. Чем же обернется наша встреча? Не хочет ли Роман Викторович сообщить мне об увольнении?
Аксенов был полон решимости отомстить мне за свои ошпаренные ноги и испорченные брюки, а если к ним еще и поцарапанное лицо добавить, то целый букет набирается, и было бы странно, если бы он оставил все это безнаказанным. Ведь он прямым текстом мне угрожал и едва не задушил.
