Впрочем, когда она вышла из маршрутки, эти ненужные мысли поехали дальше, без нее.
Она же потопала к гостинице.
Быстрым, счастливым шагом.
Даже немного вспотела. И если бы не холодный ветер в лицо, то она непременно сняла бы шапку.
Мужу она, нагло смотря в глаза, сказала, что поедет к подруге. Евгений Алексеевич не сразу встретил ее посыл, на мгновенье даже растерялся. Но все очень быстро пришло в порядок. Наконец-то кого-то нашла, радостно подумал он.
Кабачкова, однако, разглядела в его реакции долгожданную тревогу, озабоченность. Если бы ты только знал, посмеялась она про себя. Если бы ты только знал.
Взгляд мужа всплыл в памяти, когда она шагала по обшарпанному коридору гостиницы. Сейчас я тебе изменю. Она повторяла это несколько раз. Правда, с каждым разом удовольствие было все меньше. Тогда она, взглянув последний раз ему в глаза, отвернулась от него.
Вот он, номер 27.
Наконец-то.
Сергеич встретил ее в одних трусах. С пультом от телевизора в руке.
Кабачкова решила сострить: «Прихватил, если не встанет?» Но Сергеич то ли не понял, то ли это показалось ему не смешным: он никак не отреагировал на ее слова. Очередной «сбой», подумала Кабачкова.
Физрук выглядел уставшим. Во взгляде была словно какая-то неизъяснимая просьба, мольба. И даже его спортивное голое тело не сильно отвлекало от измученных глаз. Кабачкова чуть приуныла от этого вида: не такого она ожидала.
– Что-то случилось, мой хороший?
Сергеич натянуто улыбнулся: мол, все хорошо.
– Неужели яйца болеть перестали? – пошутила Кабачкова.
Впрочем, и в этот раз мимо. Сергеич посмотрел на нее с недоумением.
– Ты же в прошлый раз говорил, что тебе поскорее хочется, забыл? Говорил, что яйца болят, все дела.
Сергеич кивнул, но было понятно, что он не помнил ни слова.
Кабачкова решила попытать удачу и пошутила в третий раз:
– Тебе реально настолько жаль расставаться с девственностью?
В этот раз Сергеич переменился. Но перемена Кабачковой совсем не понравилась. Он улыбнулся, но как-то неприятно. Ей показалось, что во взгляде мелькнуло что-то знакомое. Сразу не узнала. Но так как Сергеич никуда не торопился (черт бы его побрал), у нее было время подумать. Озарение случилось довольно быстро. Так на нее совсем недавно смотрел Константин Федорович. С пренебрежением, раздражением.
Кабачкова испугалась; сама не знала чего, но испугалась.
Чтобы отогнать страх, она решила, что больше медлить нельзя. Все должно случиться прямо сейчас.
Она молча села к нему на колени, и они стали целоваться. Потом она – вспомнив, что взмокла по пути, – отлипла от него и побежала в душ.
– Только без меня не начинай, спортсмен! – в очередной раз пошутила она уже из душа.
Когда до нее дошел смех Сергеича, она и сама рассмеялась; напряжение ушло. Суровый физрук наконец-то посмеялся над ее словами. Точнее – она приняла эти звуки за смех. В действительности же Сергеича просто одолел кашель.
Когда Кабачкова вернулась, то заметила, что он глотает какую-то таблетку. Сергеич вздрогнул от ее появления, но тут же неловко улыбнулся:
– Голова раскалывается. Тяжелый день.
Она стояла перед ним голая и счастливая. Такие мелочи, как головная боль, не должны были испортить свидание.
– Сейчас я тебя вылечу, – сказала она и запрыгнула на него.
Она стонала, мычала от удовольствия. Затем, выплюнув волос (видимо, с его груди), она задрала голову и серьезно спросила:
– Ты что – еще не готов?
