Я знал, что старики в Азербайджане пользуются особыми привилегиями. Горе тому, кто ослушается их, тем более если обидит. Но я знал и то, что старики у нас шальными делами не занимаются. Они являются гарантией мира и спокойствия. Натравливать людей друг на друга вовсе не стариковское дело. Поэтому, подходя к старику, я решал, как мне вести себя с ним: как с почтенным стариком или как с баламутом каким-нибудь. Тем не менее я вполне уважительно поздоровался со всеми и обратился к старику:
– Значит, вы велели этому мальчику ударить меня мячом?
– Да, – вызывающе ответил он.
– Почему? Интересно знать.
– Ты сам не догадываешься?
– Нет.
Пауза. Женщина средних лет, которая стояла рядом со стариком и вязала что-то похожее на детские носки, спросила:
– Ты откуда к нам приехал?
– Сюда я приехал из России, – ответил я.
Она многозначительно посмотрела на старика и осуждающе сказала:
– Я же тебя предупреждала, дядя Садых, что надобно бы объяснить малому на первый раз.
– Откуда я знал, что он окажется российским, с виду-то нашенский, поди, – и, обернувшись ко мне, добавил: – Вот что, сынок, может, я малость и погорячился, прости, но ты иди домой, к кому ты приехал, и переодевайся.
Увидев, что я непонимающе уставился на него, он объяснил:
– У нас мужчины не трясут мудями на виду у всех. Иди переодевайся и поблагодари Бога, что мы вернули тебя со двора. На улице не стали бы с тобой церемониться.
Я поднялся наверх и, умываясь, рассказал удивлённой моим быстрым возвращением тёте Вере о случившемся. Она обвинила себя, что не предупредила меня, и сказала, чтобы в дальнейшем я был предусмотрителен, так как этика здесь соблюдается строго.
– А этому дяде Садыху, впрочем неплохому старику, я дам жару, будь уверен, – сказала она.
Я умылся, надел костюм и пошёл в гостиницу встречать зятя.
Как-то я спросил Алекпера (сокращённо Алек – так звали того мальчишку), что было бы, если бы он не выполнил просьбу старика.
– Он пожаловался бы моему отцу, – ответил тот.
– И что же?
– Отец выпорол бы меня, а то и выгнал бы из дома.
– Выгнал бы из дома? – не поверил я.
– Да, – ответил он, а потом, чуть помолчав, спросил: – Вы у тёти Веры живёте?
– Да.
– В своё время они выгнали своего сына из дома, до сих пор живут как чужие.
– Разве у тёти Веры есть сын? – заинтересовался я.
– Конечно.
– Она говорила, что у неё нет никого.
– Она всем так говорит. Но у неё есть сын, причём не где-нибудь, а в нашем городе. Правда, я его не видел. Он ровесник моего отца. Отец нам и рассказывал про него.
– Так-так, – задумался я, – но ведь, согласись, Алек, это же чересчур получается наказание, это даже не наказание, а что-то другое! Не так я говорю?
– Наверное, так, но поступок поступку рознь. Тот совершил более постыдный поступок. Отец говорит, что он убил бы такого сына, не то что из дома выгнать.
– А что он сделал?
– Точно я не знаю. Ведь всё это происходило, когда меня ещё не было на свете, но, как я понял со слов отца, якобы он соблазнил оставшуюся после войны одинокой и не совсем здоровой девушку. Такие вещи здесь не прощаются. Отец говорит, что он, сын тёти Веры, живёт где-то в другом конце города, имеет свою семью и квартиру. – И он засмеялся.
– Что смешного? – поинтересовался я.
– Отец говорит, что он женился два раза. Пока жёны его не знали о том случае, жили, рожали детей, но как до них доходил слух об этом, бросали его и уходили, как в первый, так и во второй раз. Сейчас он живёт без жены с тремя детьми, а работает где-то в глуши на окраине Баку.
