Алдан медленно перевел взгляд на него.
– Понял, – спокойно ответил он.
– Медленно положи оружие на пол… Два шага вправо… На колени… Лечь на живот…
Охотник четко выполнял каждое указание Устюгова.
– Теперь руки назад, соединить за спиной… Максим, слушай внимательно, – обратился Игорь ко мне, – и сделай как я скажу. Приставь ему ствол к затылку. Если хоть на миллиметр дернется, тут же стреляй.
«Ага, прямо сейчас, разбежался», разозлился я.
– Знаешь, Игорь, да пошел ты. Я не буду убивать человека для тебя.
Я проигнорировал охреневшее лицо Устюгова, подошел к лежащему на полу Алдану и с силой прижал ствол ружья к его колену.
– Но ногу я тебе, чурка, запросто отстрелю.
– Так… тоже сойдет. – Устюгов убрал автомат в сторону, достал из кармана наручники и быстро надел их на охотника.
Мне стало стыдно, что я назвал якута «чуркой», но, взглянув на тело Подчуфаровой, я подавил рвущиеся наружу неуместные извинения.
Игорь поднял Алдана рывком, поставил на ноги.
– Максим, прихвати винтовку, – бросил он мне.
Мы вышли из избы, я оглянулся на тело фельдшера.
– Игорь, что мы будем с ней делать? – спросил я.
– Она умерла.
– Я знаю. Может, похоронить ее?
– Здесь есть подвал или погреб? – спросил Устюгов у якута.
– Нет.
– Максим, мы просто оставим ее здесь. За закрытой дверью тело не достанется зверью, а на улице достаточно холодно, чтобы она пролежала неделю-другую.
Я закрыл дверь, бросив на Подчуфарову последний извиняющийся взгляд. Все произошло слишком быстро, чтобы мы могли среагировать. На ее месте мог быть любой из нас.
Мы снова включили фонарь и направились в поселок.
– Что это было, Эрхан Кундулович?! – спросил Устюгов, толкнув арестованного так, что тот едва устоял на ногах.
– Убийство, – хмуро бросил через плечо Алдан.
– Да ну?! А почему ты ее убил?
– Я не знаю.
Устюгов раздраженно выдохнул.
– Просто так?
– Я не помню.
– Удобно.
– Я серьезно. Я уснул вчера в Добром, а проснулся здесь, с винтовкой в руках. Я даже не помню, как стрелял.
– Пил вчера?
– Нет, спал.
– Какая чушь!
Охотник пожал плечами – не хотите, не верьте.
– Думаю, он не обманывает, – сказал я. – В избе он был какой-то заторможенный, спокойный и доброжелательный. Как будто укуренный.
– Ты курил? – спросил Устюгов у Алдана.
– На хер пошел, – якут был не в настроении продолжать разговор.
– Не надо так делать. Закон – тайга, прокурор – медведь.
– Угрожаешь? Хотел бы убить – кончил бы меня в избе.
– Так я думал, ты что-то полезное скажешь, а ты – «ничего не помню». Какой с тебя прок? Ты зачем ребят отравил? Иди-иди, не оборачивайся.
Пока они разговаривали, мне послышалось, как лес шепчет мне что-то неразборчивое. Остановившись и прислушавшись, я понял, что это дождь. Вскоре капли дождя мелко зашлепали по одежде.
– Я никого не травил. Разве они не заболели?
– Не делай из меня идиота.
– В городе меня допросишь.
– Ты до города можешь не доехать.
Алдан усмехнулся.
– Если только ты будешь спать. Ты или этот парень.
– Что ты сказал? – заинтересованно спросил Игорь.
– Не спи, пока ты здесь, говорю.
– А что такое?
– Сны здесь плохие.
– Ну вот Максим спал, пока мы сюда ехали, и ничего. Тебе что снилось, Максим?
– Не помню, – ответил я.
– Не обязательно помнить сны, чтобы они навредили. Все изменилось дня три назад. Просыпаешься, голова раскалывается, трудно соображать, все злые, как собаки. И при этом я не помню своих снов.
– Но все ж таки друг друга не убивали?
