– Мы будем ему верить на слово? – возмутился Завьялов.
– Да, – спокойно ответил Игорь и обратился ко мне: – Максим, буди Драчева и собирай все необходимое. Спросишь у Екатерины Витальевны все необходимое..
Я вышел из кафе и быстрым шагом направился к домику доктора. Никто не ответил на стук и не открыл, так что я вернулся назад обеспокоенный.
– Игорь, не открывает.
– Может, отошел куда, – задумчиво буркнул Устюгов. Затем поднял Эрхана, опасаясь оставлять его без присмотра, и пошел со мной.
Мы стучали еще пару минут, а потом решили ломать дверь.
Драчев был мертв, лежал на кровати. Неестественно выгнутое и уже остывшее тело. Умер во сне, вероятно. На первый взгляд, без чужого вмешательства.
– Это не я… – сказал Алдан и хотел еще что-то добавить, Устюгов прервал его:
– Лучше молчи.
Мы переглянулись. Нечего было сказать. Даже если его смерть не была естественной, у нас не было возможности это узнать.
Еще один труп в холодном подвале медпункта. Еще одна истерика Резцовой. К счастью, я смог отвлечь ее приготовлениями к поездке. За беготней и сбором необходимого ей удалось придти в себя.
Мы слили бензин из «козла» с разрезанными шинами и взяли еще пару запасных канистр. Прихватили мешок консервов. Взяли большую катушку альпинистской веревки на складе с туристическим инвентарем – да, он здесь был. Завьялов снизошел до нас с Резцовой и охотно помогал собираться. Было видно, как сильно он хочет покинуть это место. Трудно было винить его за это – мы все хотели.
Темп происходивших событий был так высок, что я совершенно не успевал их осмысливать. Не мог понять характера угрозы, не мог определить ее источник. Но ясно чувствовал опасность. Нас становилось все меньше.
Пока я руководил процессом сборов, Устюгов сторожил Алдана в кафе. Наконец, мы все подготовили и отправились в путь. Дождь стал слабее. Дорога была разбита, но для «буханки» все же не представляла каких-то сложностей. Тем не менее, я не мог развить большую скорость, как бы мне не хотелось. Краем уха я прислушивался к тому, что происходило в салоне:
– Екатерина Витальевна, Олег Вячеславович, – Устюгов расспрашивал их о том, что произошло вчера, – как себя вел Иван Сергеевич вечером? Что-нибудь сказал? Может, просил мне что-то передать.
– Нет, – ответила Резцова. – Он был как-то замкнут. Сказал, что лично вам скажет результаты вскрытия и что вы не будете удивлены.
– А потом?
– Поужинал у меня, пошел спать. Он не боялся моей стряпни.
– Значит, ничего подозрительного вы не видели… – вздохнул Устюгов устало. – Скажите, Олег Вячеславович, просто интересуюсь – а что вы здесь вообще забыли? Из того, что я слышал и понял, это место держится на вас – не в обиду вам, Екатерина Витальевна. Странно с вашей популярностью видеть вас в такой глуши.
– В этом все дело. Я не хотел такого рода популярности, мне было физиологически неприятно, что в глазах людей я нахожусь в одном ряду с каким-нибудь Кашпировским. Все экстрасенсы, маги и эзотерические мудрецы, наводнившие нашу страну, вызывают у меня тошноту. Обычные мошенники, самовлюбленные закомплексованные ничтожества или окончательно спятившие. Других я не наблюдал.
– А вы, конечно, не такой.
– Я понимаю ваш скепсис. И по моему поводу, и в отношении всего сверхъестественного. Я с первого взгляда понял, что вы предельно рациональный человек и отрицаете то, что не можете понять.
– Удивите меня.
