Генеральный прокурор еще ни разу не попадал под такой взгляд президента, но разговаривал с теми, кто попадал. Бр-р, мороз невольно бежит по коже…
Генеральный прокурор попытался представить, кем и чем ощущает себя человек, находящийся рядом с президентом, найти для этого нужное определение. В голове крутилось что-то объемное, загораживало все остальное, а что это такое было, он определить не мог – не хватало слов.
Нарисовав на бумаге скорченного человечка, генеральный прокурор мстительно улыбнулся и отодвинул рисунок в сторону. Наступила пора действовать.
На следующий день генеральный прокурор явился с докладом к президенту.
Президент выглядел болезненно: лицо оплыло, потяжелело, обвисло складками, под глазами – будто морщинистые куриные мешочки, в которые вложили по тяжелому округлому камешку.
Обычно президент обращался к генеральному прокурору по имени и отчеству. Он мог заплетающимся от «перегрева» языком произнести что-нибудь невнятное, вместо «Алексей Владимирович» сказать «ныть кубыть», но это вовсе не означало, что президент что-то перепутал, в мозгу у него все равно сидело четкое, словно бы гвоздями прибитое «Алексей Владимирович». Или «Петр Сергеевич». На этот раз президент вообще никак не обратился к генеральному прокурору. Вид у президента был усталым, глаза ничего не выражали. «Небось, полночи в бане просидел, водкой вместо воды пар на камнях взбивал», – с неожиданной завистью подумал генеральный прокурор, но тут же постарался прогнать завидущую, в общем-то недобрую мысль, улыбнулся приветливо. Улыбку эту президент не принял, шевельнул губами, протискивая сквозь них короткий звук:
– Ну?
Генеральный прокурор положил перед ним бумагу с двумя фамилиями – Пономарев и Панкратов.
Президент вопросительно приподнял обесцвеченную, плотно припечатанную к крутому лбу правую бровь:
– Что это?
– Эти люди виноваты в том, что был убит популярный телеведущий.
Президент одним пальцем придвинул к себе листок. Шевеля губами, прочитал фамилии. Откинулся в кресле… Подумал о том, что журналисты – люди цепкие как собаки, если уж вопьются зубами в брюки – ни за что не отпустят, поэтому им надо бросить кость, сделать отвлекающий маневр, швырнуть им сахарную голяшку, иначе пройдет еще несколько дней – и они поднимут такой вой, что многим сидящим в своих кремлевских креслах чиновникам свет белый покажется размером в копейку. Президент удовлетворенно кивнул:
– Хорошо. Что еще имеется? Посущественнее, скажем так.
– Времени прошло немного, но следствие продвинулось уже далеко, у нас есть приметы убийц. Изготовлены фотороботы, по которым мы их ищем и очень скоро найдем. Найдем, это я вам обещаю.
В ответ вновь последовал удовлетворительный кивок президента:
– Хорошо. Чем скорее найдете – тем лучше.
– Прокуратура приложит все силы, чтобы так оно и было. Генеральный прокурор верил в то, что говорил.
Интерес в глазах президента пропал, они потухли, сделались вялыми – он уже думал о другом. Генеральный прокурор понял – пора уходить…
К вечеру президент подписал указ об освобождении прокурора Москвы и начальника столичной милиции от своих должностей.
Президент сделал то, чего не должен был делать, – влез в функции московских властей. Москва вообще считалась государством в государстве. Отношения между федеральной властью и властью московской мигом обострились, они, собственно, никогда и не были хорошими, все время ощущалось напряжение. Но такого, что произошло в эти дни, еще не случалось.
