И, действительно, вездесущие соседи поговаривали, что у дяди Сени есть другая семья на стороне. Тётя Катя никогда не спрашивала мужа, где он был, у кого ночи проводил, не устраивала скандалов. А дядя Семён жил в своё удовольствие и нигде не работал. А зачем? Любящая женщина и так вкусно накормит-напоит и спать уложит. Вот и кочевал от одной – к другой, понимая, что после войны был большой спрос на мужчин. Появлялся он после очередного загула и, как ни в чём не бывало, блаженно падал на кровать. Сутками пролёживал, не расставаясь с книжкой.
– Сём, Сёма, вставай-айда… поешь… – просила мужа тётя Катя. Верзила недовольно откладывал книгу и, сладко позевнув, садился к столу.
После войны многие бедовали – голодали. Чтобы прокормиться, некоторые собирали на помойках объедки. Варили картофельные кожурки, выброшенные каким-то богачом, сдабривали рыбьим жиром. Надя и сейчас помнит вкус той шелухи. Тётя Катя работала уборщицей и посудомойкой в офицерской столовой. Частенько после работы нанималась батрачкой: мыла-скоблила квартиры зажиточных соседей, стирала-гладила чужое бельё. Так, разрываясь между домом и работой, тянула на горбу ребятишек и мужа-сластёну. Мальчишек своих оставляла под присмотр бабусе с её внучатами за компанию. Дети росли одной семьёй. А вечерами у малышей был праздник! Они едва могли дождаться с работы тётю Катю, с её сумками-мисками. Наконец, приходила она, весёлая, бегом-бегом! Торопливо скидывала фуфайку, а детвора уже крутилась у сумок с божественным запахом!..
– Да погодите вы, обождите чуток. Сичас я разденусь тока… – смеясь, просила тётя Катя своим чудным говором. Наскоро сбросив тяжёлые ботинки, размотав платок, она вытаскивала из волшебных котомок чашки, кастрюльки…
Детишки, голодные и нетерпеливые, тянулись к посуде, пытаясь хотя бы посмотреть, а что же им сегодня принесла тётя Катя?..
– Сичас, сичас, мои золотые, обождите маненько… – она быстро расставляла-раскладывала мятые солдатские миски и серые погнутые ложки на широкий дощатый стол, разливала суп, где колом стояло картофельное пюре вперемешку с макаронами, манной кашей, рисом, капустой… Там же плавали кусочки котлетки, облитые сладким киселём. М-м-м… Царская еда!
– Ну вот, теперь айдате, ешьте… Не торопитесь, всем хватит, – приговаривала тётя Катя, подкладывая кушанье. Пока ребята ели, она наполняла чашку, относила бабусе. Бережно вынимала в тарелочку две-три целые котлеты, прикрывала крышечкой, ставила на тёплую плиту: «Это отцу».
– Ну вы давайте ешьте, а я отдохну маненько…
Тётя Катя спешно расчёсывала гребёнкой длинные редкие волосы, собирала их «кукишкой» на затылке. Воткнув гребёнку, заваливалась в горбатую солдатскую койку с тёмно-серым одеялом. Закручивала в кусок газеты махорку. Глубоко затягивалась, кашляла, подскакивая на койке, хрипло смеялась большим ртом с гнилыми, полувыпавшими зубами. Бородавка весело прыгала на подбородке! Покуривая, тётя Катя с удовольствием наблюдала, как голодная команда, стуча ложками, аппетитно расправлялась с едой. Маленькие добрые глазки её светились счастьем.
– Хлебушком ёдево-то с чашек подбирайте да крошечки не роняйте на пол…
Тётя Катя разливала сладкий с ошмётками чай по алюминиевым кружкам, убирала миски со стола. – С хлебцем чай ешьте. Так-то оно сытней будет.
Отдохнув, тётя Катя играла с детьми. Сама превращалась в ребёнка: лошадкой катала всех на загривке. Малыши кувыркались, делали мостики, у кого лучше. Прыгали на койках, стояли на голове, кто кого перестоит. Прятки, жмурки… хохот, визг!
