– Это Тихонова Таня. Она приехала из деревни, будет учиться вместе с вами.
– Дерёвня! – послышался мальчишеский возглас.
– Так, Соловьев, опять ты со своими шуточками! – Александра Васильевна насупила брови и грозно посмотрела на круглолицего мальчишку с нахальными глазами. Он сразу опустил взгляд.
Все в классе разглядывали мой старенький портфель и простенькое платье. Послышались смешки. Наверное, особенно, смешной показалась прическа. Не знаю, почему так выходило, но мои волосы совершенно не хотели слушаться. Мама пыталась их заплести в косички, но они непостижимым образом расплетались, косы лохматились, челка задиралась кверху. Может, так я молчаливо протестовала? Мама упорно боролась с волосами, пытаясь усмирить, но состригать не соглашалась. «Длинные волосы – это украшение девочки!», – любила она повторять.
АВ посадила меня за первую парту с Олей Ведровой, маленькой светловолосой девочкой, и оставила на попечение класса.
В новом классе я потерялась. В нем царили свои правила; они не предусматривали общение с деревенскими простушками, вроде меня. Первоначальный интерес быстро угас. Жизнь в классе продолжалась.
С самого начала я вела себя тихо, громко не разговаривала – стоило повысить голос, как сразу начинала кашлять.
Меня игнорировали, словно и не училась в классе. Только Соловьев обращал внимание – то за косичку дернет, то портфель заберет, и всегда противно смеялся! Я молчаливо мечтала, что когда-нибудь вырасту, стану большой и сильной, а Соловьев останется таким же маленьким, и тогда сделаю с ним, сделаю… что? котлету? Не знала, что сделаю, но накажу обязательно!
С тоской смотрела на одноклассников, которые орали и спорили на переменах, и старались перекричать друг друга. Меня никто не воспринимал всерьез, и я не старалась наладить с кем-нибудь отношения. Учителя тоже махнули рукой, считая тихоней и неисправимой троечницей.
Мальчишкам не нравилась, девочкам дружить со мной было зазорно. Так продолжалось долго. Но вот однажды…
Это произошло в седьмом классе. Из-за маленького роста на физкультуре всегда стояла последней, и учитель Виктор Николаевич частенько не замечал меня.
Физрук делал перекличку. Он держал в руках журнал и называл фамилии по списку, а одноклассники громко отвечали: «Я». Дошла очередь до меня:
– Тихонова!
Освобождаясь от комка в горле, я кашлянула.
– Тихонова! – снова раздался звучный голос физрука.
– Она болеет! – послышался озорной голос хулигана Сережки Соловьева. Карие глаза нахально посмотрели на меня, на круглом лице появилась ироничная ухмылка. Линейка одноклассников зашевелилась. Мальчишки начали переглядываться, а девчонки хихикать. Меня словно что-то толкнуло: вскинула голову и выступила вперед: «Тута я!». И сразу закашляла. Физрук махнул рукой:
– В следующий раз при построении стой впереди всех на два шага, чтобы видел тебя!
Урок физкультуры продолжился, а мальчишки с тех пор называли меня «Тутой».
Из-за этой клички возненавидела Соловьева всей душой. «Подожди, отомщу тебе!» – мечтала день за днем. Проходило время, но ничего не происходило, и скорее так бы все и осталось, если бы не случай.
Однажды я вышла из дома позже обычного. Скоро должен начаться урок. Нужно спешить, чтобы успеть раздеться, переобуться. Пришлось бежать. Влетела в школу и в раздевалке столкнулась с Соловьевым. Нечесаные черные вихры, верхние пуговицы рубашки залихватски расстегнуты.
