Мои размышления прервал телефонный звонок. В этот момент я направлялся в ресторан, чтобы поужинать, и посмаковать в голове столь дивный вечер. Звонил Б., мой бывший профессор из университета, даже догадываюсь по какому поводу.
Он довольно обыденно поинтересовался моими делами, заранее спросив, как с работой. Его очень обрадовало то, что сейчас я как раз думаю о смене места. В медицинских кругах информация распространяется довольно быстро, и профессор, узнав о том, что в больницу, где он работал по совместительству, поступил приказ о расширении штата на сорок процентов, среди которых половина должна быть психиатров, решил набрать свою команду, дабы не пришлось работать с кем попало. Вот он и начал обзванивать своих студентов. Я оказался первым, кто согласился приехать и обговорить все условия. Профессор был строгим, но умным и справедливым человеком, не совсем дружелюбный, но у меня с ним сложились неплохие отношения, отчасти от того, что я прислушивался в своё время к его советам.
Больница находилась недалеко от центра. Это второе по величине психиатрическое заведение в столице. Мне доводилось бывать тут пару раз во время учёбы. С того времени, как я был здесь последний раз, она практически не изменилась: всё то же серое здание с двориком, где можно было в хорошую погоду подышать свежим воздухом на лавочке под деревом, всё те же обшарпанные стены и безликие палаты, гладкий чистый пол, по которому, казалось, можно было прокатиться, словно по катку. Единственное и, пожалуй, самое главное отличие – переоборудование практически всех свободных помещений под палаты. А целое крыло сделали под "красную зону", где планировалось размещать тяжёлых больных. Если в обычное время больница способна была принять чуть больше тысячи пациентов, то сейчас её готовят к трём тысячам, а то и больше. И я уверен, что такие мероприятия по расширению идут не только здесь, но и во всех других больницах самых различных профилей и направлений. Работа только начиналась, но уже было видно, как врачи и остальной медицинский персонал с тревогой взирают на перемены. Сомнений не оставалось ни у кого – до столицы не только дойдёт новая чума, но и произведёт фурор, поскольку многомиллионное население чисто физически не способно будет справиться с задачей не распространить заболевание.
Б. меня встретил в коридоре корпуса медико-реабилитационного отделения. Этот невысокий человек с круглым лицом, мешками под глазами и залысинами внешним видом напоминал панду. Тем не менее, его строгий голос не соответствовал внешности.
– Ф., здравствуй, – быстро поздоровался он и жестом показал на дверь кабинета, – сюда.
Мы зашли в узкий квадратный кабинет, в котором для двоих едва хватало места.
– Сразу по существу, – продолжил он своим резким голосом, когда мы расположились на стульях напротив друг друга, – дела плохи. Эта зараза распространяется быстрее всяческих прогнозов. У нас очень мало времени. Очень. На данный момент я тебе предлагаю не самый ужасный вариант: работать здесь со мной. Ты, верно, заметил, что мы в реабилитационном отделении. Так вот здесь будут восстанавливаться те, кто уже переболеет, то есть во-первых, риск заразиться будет минимален, во-вторых, попроще в моральном плане. В Восточном Бассейне, говорят, вообще сущий ад творится, чуть ли не толпы сумасшедших на улицах и горы трупов в больницах. Ещё до конца не ясно, но скорее всего в наши задачи будет входить адаптация к нормальной жизни, коррекция лечения и различные терапии, но это всё условно, потому что никто не знает, как оно будет у нас. Сюда требуется восемь врачей – по четыре в смену. Пока не могу сказать точно, но работать придётся чуть ли не вахтово. Надеемся на лучшее, готовимся к худшему. Что скажешь?
