Но казаки уже проехали мимо раненых и теперь шли по следам, горячили коней, желая быстрее настичь ногайцев, схватиться с ними. Наконец, увидели группу своих казаков, что неторопливо разъезжали вдоль большой балки. На другой стороне ее столпилось более сотни ногаев. Все они были одеты в одинаково стеганые халаты, на головах войлочные полукруглые шапки, перед собой держали натянутые луки.
Ермак сразу понял, что ногайцы не дают казакам перебраться через балку, осыпая их стрелами, неторопливо отстегнул от седла шлем, надел его, проверяя, надежно ли сидит. К нему подъехал Дружина Васильев, посланный старшим над караульным отрядом.
– Держат нас, сволочи, на этой стороне, – закричал он еще издали, – не дают перебраться.
– Сам вижу, – остановил его Ермак, – правильно делают. А ты бы на их месте что делал? Вот-вот, то же самое бы и делал.
Васильев глянул на атамана и, ничего не сказав, повернул коня, поскакал к своим.
Ермак кликнул Михайлова, Ильина, Гришку Ясыря и, указав на небольшую ложбинку, что вела в глубь оврага, спросил:
– Можете подобрать десятка полтора добрых стрелков, чтоб перебрались пешими через эту балку и снизу ударили по ногаям?
– Отчего ж нельзя… Это можно… Только они нас того, стрелами не уложат? – высказали опасение.
– Крадитесь незаметно, а мы их тут отвлечем на себя.
– Понятно, – проговорили те и вернулись к своим, поснимали с седел пищали, начали собирать еще охотников.
За дальнейшее Ермак был спокоен. Подъехал к самому краю глубокой балки и, подняв вверх пику, громко крикнул:
– Эй! Батыры среди вас есть? Или все трусливые, как зайцы? Вызываю любого на поединок, – и снова потряс длинной пикой.
Ногаи, может, и не расслышали его слова, но по знакам поняли – вызов. Из толпы выехал громадный детина в блестящих доспехах и шлеме с орлиными перьями на шишаке. «Не иначе как юзбаша, – подумал Ермак, – тем лучше…» Ногаец несколько раз подбросил в воздух свое копье и выкрикнул что-то, но ветер тут же отнес слова в сторону. И без слов было ясно, что он решился принять вызов.
Ермак отдал Дружине Васильеву свою пищаль, чтоб оказаться на равных с ногайцем, шепнув тихо:
– Если что, командуй сотней. С тобой чего случится – пусть Яков Михайлов на себя атаманство берет. Понял? – Васильев согласно кивнул головой, хотел что-то сказать, но передумал и положил пищаль атамана поперек седла.
Ермак выбрал удобное место для спуска и направил коня туда. Ногаи с любопытством смотрели на него сверху, не стреляли. Так же беспрепятственно он выбрался наверх и успел заметить, что группа казаков с пищалями в руках начала осторожно спускаться на дно балки. Ногаи же, чье внимание целиком было приковано к смельчаку, вызвавшемуся сразиться с их богатырем, не обращали на казаков никакого внимания. И Ермак подумал, что его план должен удасться, если… если он совладает с могучим ногайцем, горячившим коня, разгоняя его, подбрасывая вверх и ловко ловя свое копье, на конце которого развевался короткий пучок конских волос.
– Урус будет биться с нашим Муран-батыром, – галдели радостно ногайцы, – пусть урус молится о легкой смерти. Никто не может одолеть нашего батыра! – улюлюкали они.
Ермак находился от них на расстоянии не более десятка шагов и, дернув коня за повод, сделав большой полукруг, остановился, выбрав место так, чтоб солнце находилось у него за спиной и слепило ногайского богатыря. Тот, верно, понял хитрость, но лишь усмехнулся, сморщив широкое лицо. Правой рукой он поигрывал копьем, а в левой держал большой круглый щит. Ермак пожалел, что ему нечем будет защищаться, но, внимательно присмотревшись к противнику, решил, что, может быть, отсутствие щита только сыграет ему на руку. Муран-батыр был в полтора раза шире его, он прочно сидел на лошади, такой же крупной и тяжеловесной, под стать своему хозяину. На этом-то и решил сыграть Ермак, встав от ногайца не более чем в полусотне шагов. На таком расстоянии тому не успеть разогнать своего тяжеловеса, зато его конь, легкий и подвижный, вполне наберет нужную скорость.
