Бурханцы ждали сигнала. Костя обещал предупредить о нападении, но у него оставались и другие поручения. Пробежав через весь Котёл, он приблизился к последнему подъезду.
Прохожие увидели, как Костя забрасывает снежками окно на первом этаже. Они не понимали, что лазутчик нарочно тревожит Улей. Это было частью плана.
В Улье жил древний Шершень. Одетый в чёрное, с тростью, он выскакивал из подъезда, хватал детей, лупил их, кусал жёлтыми вставными жвалами, а потом съедал. От него пахло пылью и кислыми яблоками. Ребята заглядывали к нему в окно, надеялись увидеть, как устроен Улей, но всё тщетно, Шершень никогда не раздвигал шторы. Таился в затхлом, болезненном мраке. Он был одинок, с таким старикашкой никто не хотел жить. У него даже собаки не было. Мама Максима говорила, что для одинокого человека неприлично жить без собаки или кошки. Максим издалека кричал Шершню об этом, обзывал его хромым и одиноким, а потом, смеясь, улепётывал куда подальше.
Шершня не любили даже взрослые. Говорили, что он бирюк, что в свою квартиру, куда со всех помоек округи натаскал добрую тонну мусора, никого не пускает, что он давно выжил из ума. Даже пенсию Шершень получал на лестничной площадке. Не пускал к себе ни сантехников, ни переписчиков, ни участкового, которому названивал чуть ли не каждую неделю. На улицу выходил редко. Шёл до ветеранского магазина, заглядывал в «Колобок» и быстро возвращался назад, будто свежий воздух ему вреден и дышать он может только пылью своей конуры.
И вот теперь Костя нарочно тревожил Улей. Бросал всё новые снежки. Увидев, что между шторами появилась щёлочка, показал язык, скорчил страшную гримасу, швырнул ещё один снежок и кинулся к границам Рохана.
Он знал, что не пройдёт и пяти минут, как дверь подъезда распахнётся. В ней появится Шершень – закричит, чтобы его оставили в покое, чтобы дали ему спокойно умереть. На нём, конечно, будет доисторическая, сшитая ещё при Иване Грозном, мутоновая шуба, облезлая, с надорванными плечами и с большим красным пятном на полах – в прошлом году кто-то из старших ребят бросил в него банку краски. Вместе с ним из Улья вылетит полчище разъярённых пчёл, ос, мух и оводов. Они взовьются серым вихрем, загудят так, что задрожат стёкла. Расчёт был верный. Шершень и его стая задержат войска Мордора.
Костя выскочил на роханские поля. «Эдорас» по-прежнему пустовал. Весной в его колодец вернутся рохирримы, и так просто здесь не удастся пройти ни мордорцам, ни бурханцам. Нужно будет идти через заросли вдоль домов, прячась на Берёзовом лугу, также известном как Красная плесень, – под его берёзками в тёплую погоду собирались алкаши со всех ближайших дворов. Снега Рохана были расчерчены множеством тропинок. Это постарались Саша и Максим. Проторили их, чтобы враг не смог вычислить, куда они ходили и где готовили засаду.
– Идут! – крикнул Костя и помчался дальше.
Ему предстояло бежать на окраину Волчьих холмов, спуститься до улицы Ржанова, выйти к Бутырке с другой стороны и вернуться в Городок через Медвежьи леса. Можно было бы пойти напрямик через детскую площадку, но не стоило рисковать. В Городке Костю ждала особая миссия.
Максим и Аюна торопливо возводили охранный бастион посреди роханских полей. Палкой вырезали из наста широкие плиты. Ставили их на дыбы, подпирали снежными скатами. Готовились к приходу Сёмы и его войска. Устоять перед мордорцами в открытом поле было невозможно. Никакие баррикады тут не спасут. Максим и не стремился к этому. Он хотел заманить врагов поглубже, втянуть их в Аргунское ущелье, а там нанести решающий удар. Знал, что весь план провалится, если те пойдут к ущелью осторожно, ожидая засады.
