Иногда к ним подходили другие старухи, и их беседа становилась более оживлённой.
Когда я выходила на балкон и заглядывала за его край, я видела целое море зелёных листьев, по которым бегали солнечные зайчики.
На ветках берёз перед окном сидели толстые сизые голуби с переливающимися грудками и красноватыми радужками.
А в лазурно-бирюзовом небе летали небольшой стайкой домашние белые голуби, которые жили в голубятне за автобусной стоянкой – там, где кончалась территория детского сада.
Голубятня эта и до сих пор стоит, и белые голуби по-прежнему вылетают из неё.
Каждое утро хозяин выпускал голубей, и они до заката скользили по небу, и мне тоже хотелось иметь крылья, чтобы взмыть ввысь и последовать за ними.
Однажды я завернулась в белую прозрачную штору, висящую у открытого балкона, и представила, что это крылья.
Я закрыла глаза. Лёгкий весенний ветерок, веющий с балкона, обдувал меня.
Вдруг мои ноги начали отрываться от деревянного порожка у балкона, я постепенно, плавно стала подниматься в воздух, взмахивая крыльями…
Вот я уже за краем балкона, лечу над зелёным морем кустарников, оглядываясь на окна нашей квартиры на третьем этаже в серой кирпичной пятиэтажке – «хрущёвке».
Белые голуби уже совсем близко, я вижу их кроткие чёрные глаза-бусинки, поджатые грубые лапки с коготками и маховые перья…
Видение уплыло.
Я снова стояла у балкона, завёрнутая в белую занавеску. Но тогда я не поверила, что это было всего лишь видение.
Просто вовремя вернулась домой.
«Никто не должен знать, – подумала я, – что я умею летать».
Таким был мой маленький раёк.
Глава пятая. Отправляясь в плаванье
Отца я знала мало: он ушёл в другую семью, когда мне было три года. В другой семье он произвёл на свет мою единокровную сестру Олю.
Отец приезжал к нам по выходным.
Часто он, приезжая, захватывал с собой видеокамеру и снимал меня на неё.
Он всё время смеялся, шутил, играл со мной в разные игры, учил меня делать бумажные самолётики.
Мы с ним ходили в Терлецкий лесопарк, частенько к нам присоединялась мама, особенно после того случая, как он уронил меня в пруд.
А произошло это вот как.
Мы с ним стояли на песчаном берегу пруда, и он, шутя, спросил:
– Хочешь отправиться в плаванье?
– Нет, – подумав, ответила я.
– Точно? – отец подмигнул мне.
– Точно, точно…
Вдруг отец взял меня на руки и стал раскачивать над самой водой.
– Море волнуется раз! – произнёс он со смехом.
Мне стало весело, у меня поднялось настроение. Я махала руками и ногами, имитируя плавательные движения на руках у отца.
– Море волнуется…
Внезапно я почувствовала, что нахожусь в воздухе, а через секунду услышала всплеск, и я очутилась по пояс в прохладной воде.
Я, слегка растерянная, сидела в воде рядом с берегом.
Мне не было больно: вода смягчила удар о дно.
Надо мной склонился отец и протянул мне руку.
– Не ударилась? – спросил он.
Я помотала головой.
– Тогда идём домой – сушиться будем.
Дома я рассказывала, что пустилась в плаванье.
Глава шестая. Расправа над куклами
Я не любила кукол.
Эти резиновые и пластмассовые игрушки в виде девушек и детей со слащавыми и бестолковыми лицами вызывали у меня какое-то иррациональное отторжение.
И мне не нравились резина и пластмасса – она плохо пахли.
А куклы были сделаны именно из этих зловонных материалов.
Из-за того, что я ненавидела кукол, родители мне их не дарили.
Но куклы у меня всё же были – купленные ещё задолго до моего рождения или подаренные какими-нибудь мамиными друзьями и знакомыми, плохо знавшими мои предпочтения.
