Не так-то просто это было. Егор Обвалов, узнав о том, что я потребовала освободить от него кабинет, принялся писать руководству жалобы и прошения о внеочередной моей аттестации. Новому генералу не были известны прошлые достижения Виктории Громовой, а Егора Обвалова он знал лично. Однако моя война была справедливой войной, в то время как война Обвалова – подлой и крысиной. И все, включая генерала, это понимали.
Вскоре Егора Обвалова выперли из моего кабинета. И вообще перевели в другое ведомство – в тюремный спецназ «Тайфун». Там он, кстати, нашёл себя, со временем став кем-то вроде местного гуру…
Я осталась при своей должности. И научилась «отписываться» от вышестоящих инстанций. Ко мне из других контор потом обращались, просили помочь «отписаться».
Когда же происходило самоубийство и нужно было прикрыть свою и начальственные задницы, выставив суицид как «самострел» (то же деяние, только совершённое нечаянно, а значит, по нерасторопности пострадавшего, а не по вине руководства), – тут я была незаменима.
В праздничный день, Двадцать третьего февраля, в пять утра позвонил ответственный от руководства:
– Викуся, поздравляю!
– С чем? – поинтересовалась я, уже понимая, что выходной отменяется.
А впрочем, на что его тратить? Торчать дома, в тесноте, беспорядке и дрязгах? Любая работа предпочтительнее. А детей накормит и свекровь.
– У нас суицид!
Дураки, как известно, умирают по пятницам, а самоубийцы в МВД – по праздникам. Закон такой есть.
– Незавершённый, – порадовал ответственный.
«Незавершённый» – значит не убился, а только поранился. И на том спасибо.
– Так что собирайся, – подвёл итог ответственный. – Машина уже выехала.
Собиралась я, как пожарный. Только что валялась на диване, вдруг – звонок… и меня как ветром сдуло. Домочадцы остались сидеть (вернее, лежать) с открытыми ртами. А что? Служба у нас такая!
По дороге в госпиталь я читала личное дело пострадавшего. Патрульный милиционер, женат, воспитывает сына. Образование – восемь классов плюс полугодичные курсы переподготовки. Служит в органах двадцать пять лет. Шесть раз ездил в Чечню. После второй поездки центр психодиагностики выдал заключение: «Не рекомендуется к дальнейшим командировкам в горячие точки». У бедолаги уже случались срывы… А его всё посылали – да и сам он был не против. Выплаты хорошие, год за полтора идёт.
Ветеран, опять-таки, боевых действий… Между прочим, в Моздоке он кого-то убил, какого-то местного жителя. Руководство отмазало, мотивировав тем, что орден Мужества кому попало не дают. Короче, вполне герой, Крутой Уокер.
В клинике я показала удостоверение, и меня пропустили в реанимацию. Накрытый простынкой, голый, описанный, на койке лежал мужчина и бредил. От него пахло – не сказать, разило – перегаром.
Мы долго беседовали. Мужчина был беспорядочно словоохотлив. Икая и всхлипывая, он рассказывал, как нехороший сослуживец (впоследствии оказавшийся милым с виду дедушкой) глумлениями и унижениями довёл его до ручки. В смысле, до спускового крючка. Дедушка, бывший преподаватель Высшей школы милиции, вечно язвил по поводу малограмотности моего подопечного, а тому было обидно. Накануне праздника он приехал с работы домой, надел парадный мундир со всеми наградами, заперся на балконе и выстрелил себе в грудь из пистолета Макарова, который якобы нашёл на улице. (Дураку понятно, что ствол из Чечни!) Выстрелил, причём дважды.
