Он потер ушибленный затылок и усмехнулся.
– Предположим, что ты прав, – аккуратно согласилась я. – И что дальше? Почему тебе понадобилась именно я? Разве здесь нет других кулинарных фей? Сомневаюсь, что я такая уникальная. К тому же у меня только бабушка была феей. Значит, и дар у меня слабее, чем у чистокровных фей.
Морис поморщился, как от застарелой боли в раненной когда-то ноге.
– Все не так просто. Давным-давно здесь бок о бок жили разные расы. Обычные люди, эльфы, даймоны, феи, гномы, орки… перевертыши. Потом неодаренных стало так много, что они постепенно вытеснили более малочисленные расы. Повсеместно заключались смешанные браки. Сейчас в магическом мире живут в большинстве своем обычные, неодаренные люди, но есть те, в ком проявляется кровь древних предков.
– Как в тебе, – кивнула я своим мыслям, вспомнив, что Морис упоминал о перевертышах.
Во взгляде зеленых глаз мелькнула тоска. С чего бы? Может, с семьей проблемы?
– Вроде того. – Морис переступил с ноги на ногу и продолжил: – Такие одаренные очень уважаемы. Их охотно берут на службу во дворцы королей разных стран. Но есть те, кто не желает служить людским правителям. Это феи и эльфы. Они ведут очень обособленный образ жизни, блюдут чистоту крови и признают только браки внутри узкого сообщества.
Мне стало дурно. Воображение тут же нарисовало картины хилых и больных крылатых фей и ушастых эльфов. Близкородственные браки до добра не доводят.
– Но они так быстро выродятся! – дала я волю возмущению. – Это неправильно. Чем разнообразнее гены, тем более здоровое потомство.
Морис посмотрел на меня с непониманием, но спорить не стал, лишь добавив:
– Их волнует только сила дара, а она зависит от чистоты крови.
– Звучит странно, – не могла согласиться с ним я. Даже моих практически нулевых знаний генетики хватало для того, чтобы понять скрытый обман. Не мог дар быть сильным у ребенка от родителей со схожим набором генов. Хотя, что я знаю о магии? Может, у них тут все наоборот.
– Странно, ни странно, а традиции не изменить, – развел руками Морис. – Ни одна фея не стала бы с таким как я даже разговаривать, не то что помогать. Они сплошь заносчивые. На неодаренных смотрят, как на грязь придорожную. Про перевертышей вообще молчу.
Последнюю фразу Морис пробормотал настолько тихо, что я едва разобрала и сразу насторожилась.
– Каким таким? – Я с подозрением на него посмотрела. – И что с перевертышами?
Морис сглотнул, словно ему что-то мешало говорить, и ответил севшим голосом:
– Тех, в ком течет кровь перевертышей, отлавливают и отдают на службу в карающий легион с малых лет. Нас считают опасными для обывателей из-за сложностей с контролем силы и инстинктов, поэтому предпочитают держать под надзором. – Он невесело ухмыльнулся, и в зеленых глазах я заметила гнев. – При этом используют как убийц, чтобы избавляться от неугодных.
По спине проскользнул холодок, и я передернула плечами.
– Как тебе удалось избежать такой участи? – чуть слышно спросила я.
Морис пронзил меня непримиримым взглядом и отрезал:
– Я не убийца. У меня много недостатков, но жестокость в их чисто никогда не входила. Пока я дышу, они не заставят меня лишать слабых жизни и не посадят в клетку.
Я перевела дух и украдкой смахнула со лба испарину. Хоть одна хорошая новость за сегодня. Но тут мне на ум пришел немаловажный вопрос.
– А почему ты мне так спокойно рассказываешь о своих особенностях? – насторожилась я. – Вдруг я выдам тебя… Как его? Легиону.
