Высокий потолок, грязные стены, толстая металлическая дверь, помятая книзу с небольшими отверстиями и невыносимая духота! Казалось, что их заперли в духовке. Вытяжка в стене была полностью забита пылью, паутиной и мусором. Воздух продирался сюда только из трещин под вытяжкой.
– Спасибо… – прокряхтел Артём, корчась от боли, которая посетила его с опозданием. Теперь каждое полусокращение случайной мышцы давало о себе знать.
– Ах! – хлопнув себя по макушке, сокамерник протянул ему руку. – Серёгой звать.
– Артём, – ответил он, пожав Серёге руку.
– Чего это они тебя так, Артём? – наклонился к нему Серёга, озираясь на дверь. – Тоже политический?
– Н-нет, с утра не был, – превозмогая боль, Артём сел на деревянный ящик.
– А ты всё шутишь… – задорно улыбнулся Серёга, опустившись, напротив. – Молодец, это хорошо, – он задумчиво покачал головой. – Только ты это… над этими не шути, – он кивнул в сторону двери, – если здоровье хочешь сохранить.
– А над ними и без меня природа пошутила, – потихоньку приходя в себя, ответил Артём.
– Это точно, – заведя руки за голову, откинулся на стену Серёга. – Зачастую, они ничем, кроме дубинок больше не обладают, поэтому всегда делай вид, что ты тупее и слабее их, чтобы эти шавки не комплексовали, кхе-кхе! – громко раскашлялся он, ударяя себя в грудь.
– Эй! – в тяжёлую, отделяющую от свободы, дверь несколько раз что-то показательно врезалось, издав оглушительный грохот. – А-ну заткнулись там! – пригрозил чей-то лающий голос.
– Пошёл… кхе-кхе… в жо… кхе-кхе…пу! – еле разборчиво ответил ему Серёга. – Да ты не древь, – обратился он к Артёму, – это табак.
– Да поровну, – страдальчески сморщился Артём. – Ты мне лучше скажи, сколько я здесь нахожусь.
– О брат, кто ж тебе это скажет: тут ни часов, ни окон… Ты знаешь, – устремив уставшие глаза в слегка покачивающуюся лампу, излучавшую холодный белый свет, прошептал он, – а ведь я уже соскучился по солнцу, что согревает свободой…
– Да ладно тебе, – пренебрежительно нахмурился Артём, – мы уже совсем скоро отсюда выйдем, вот увидишь.
– Не знаю, как ты, Тёма, – железно ответил он, – но я отсюда уже не выйду.
– Чего ты такой пессимистичный, как снег перед весной? Тебя тоже за драку сюда притащили?
– Ха, если бы, – безжизненно ухмыльнулся он. – За репост взяли, представляешь? Точнее, за комментарий… ну да не суть, тьфу! Пока они там документы оформляют, меня сюда определили… за то, что «буйный». Мда-а-а, – тяжело выдохнул Серёга, – всё по заветам дедушки Овертона и его окон…
– Чё за дед? Какие окна?
– Что будет, если я скажу тебе, что уже через условных лет пять, государство решит расстреливать стариков? – радостный возможностью выговориться, перебил его Серёга, – Ты явно подумаешь, что я спятил – а вот и нет! Сначала в СМИ все будут кричать: "Как же так? Убивать стариков нельзя! Мы осуждаем это!" – так называемые разговоры о разговорах, для того, чтобы показать, что они на твоей стороне.
– Но… – попытался вставить Артём.
– Все вопросы потом! – недовольно заткнул его Серёга, на что тот уважительно кивнул. – Затем эту тему будут поднимать чаще со словами: "Да, мы понимаем, что это невозможно, но раз люди хотят об этом говорить, мы дадим им такую возможность". После этого, вместо фразы "убийство стариков" они будут говорить: "ликвидация нетрудоспособного населения". Эвфемизмы – смягчающие слова, – пояснил он, разглядев в лице Артёма отсутствие понимания происходящего, – как если бы ты наркомана называл "человек с вредными привычками"… бр-р-р! – от отвращения его всего скривило. – Затем отовсюду повылазят эксперты, пытаясь доказать, что не всё так очевидно, как кажется, мол, давайте разбираться и бла-бла-бла! Потом на всех несогласных навешают ярлыков, будут обзывать идиотом неграмотным, деревенщиной, врагом народа, иностранным агентом… экстремистом, не дай бог! И что ты думаешь? А ничего – люди схавают. Отдельные особи будут громче всех орать, что убивали стариков до того, как это стало популярно. И в конце концов, закон будет принят, и ты сам на этом настоишь, – он ткнул пальцем в сторону своего терпеливого слушателя, чтобы подчеркнуть своё умозаключение. – Окно Овертона расширилось.
