Выступая по проблемам интеллигенции, Д. С. Лихачёв выражал не только свои личные взгляды, но и в значительной степени идеи, вызревшие в 80–90-е годы в кругу его общения. Российская интеллигенция всегда выступала как носитель гражданского и национального самосознания. Ее интересы не связаны ни с личной выгодой, ни с интересами классов. Интеллигенция – это не класс, не партия, не профессиональное объединение, у нее никогда не было писаного устава, иерархии, формальной организации. Однако русская интеллигенция всегда имела свои собственные символы веры, идущую изнутри дисциплину и традиции. Это – независимое, неформальное движение, одно из проявлений способности россиян действовать без подчинения какому-либо лицу, издающему декреты и налагающему на всех единую волю. Ведущий принцип интеллигенции – это служение простому народу. Это не следует понимать буквально как прислуживание, поскольку у нее всегда есть свой собственный взгляд на общественное благо.
По мнению Д. С. Лихачёва, международный престиж государства зависит от нравственной культуры, а состояние отечественной нравственной культуры его тревожило. Одна из его последних книг называлась «Книга беспокойств» [42]. С тревогой Дмитрий Сергеевич писал о том, что у нас есть планы выхода из экономического кризиса, но не возникло мысли создать план выхода из культурного кризиса, в котором оказалась Россия. В первые послеоктябрьские десятилетия наступила эпоха войны с интеллигенцией, с культурой, что привело к остановке ее развития. По мере укрепления властной вертикали выяснилось, что воссоздание сильной, независимой России затруднительно без нравственных точек опоры; в этой связи в последнее время стали часто обращаться к интеллигенции, вспомнив о ее способности влиять на общественное мнение.
В работах об интеллигентности отразились черты личности Д. С. Лихачёва: душевная чистота, мягкость, непреклонность, гражданственность, восхищение людьми, олицетворяющими духовные искания отечества.
Считая, что чувство собственного достоинства – одно из важнейших качеств интеллигентного человека, Дмитрий Сергеевич всегда его поддерживал. Способность унизить и оскорбить это чувство в другом человеке считал самым недопустимым, полагая, что это оборотная сторона готовности унижаться. С трудом сдерживал проявление досады и раздражения при столкновении с раболепством и угодничеством по отношению к себе. С этим можно связать ироническое отношение к официальным знакам одобрения его деятельности. Дмитрий Сергеевич не пытался запомнить всех своих правительственных наград, хотя ценил свое звание первого почетного гражданина Петербурга (как знак восстановления прерванной традиции) и орден Андрея Первозванного4 (к нему у него был интерес историка). Относясь с иронией к внешним проявлениям близости к власти, он говорил, что все это эскалатор, как в метро: встал на ступеньку – и без усилий с твоей стороны тебя тащит наверх.
Любя людей, Д. Лихачёв хорошо видел их достоинства и недостатки, ценил не только научный талант, но и человеческие качества. Он мог отдавать должное человеку как профессионалу в своей области, но не испытывать к нему симпатии, оставаясь в таких случаях особенно справедливым и сдержанным. Симпатизируя кому-либо, он не позволял себе переносить свое доброе чувство на оценку научных способностей человека, стремясь к объективности и справедливости. Оценка Дмитрием Сергеевичем сотрудников была взвешенной, рациональной и довольно жесткой, но уравновешивалась стремлением видеть и поддерживать в людях хорошие качества.
