Купальская ночь - страница 20

Прямо напротив Кати, через костер, сидели братья Венедиктовы – старший Костя и младший Степа, которого поначалу Катя даже не рассмотрела по-хорошему, ведь все ее внимание было приковано к старшему. Потом она поняла, что Степу она тоже встречала раньше, именно он сидел тогда, несколько вечеров назад, на носу лодки, которой правил Костя. У Степы были худые плечи, торчащие ключицы и острый кадык, который прыгал на горле вверх-вниз, когда паренек жадно пил теплый компот. Этим компотом ребята запивали самогон, передавая обе бутылки по кругу. Катя поначалу боялась, что Алена или кто-то из знакомых увидит ее пьющей, но вскоре эти страхи растворились в хмельной веселости.

Она через костер смотрела на Костю. Маслянистый горячий воздух между ними дрожал и плавился, и от этого Костя казался немного нереальным. Какое резкое у него лицо, без сглаженных переходов, подумала она… Как будто вытесанное резцом. Пожалуй, даже некрасивое, но приковывающее внимание. Острые скулы, из-за чего щеки выглядят впалыми, на правой – оспина, видимо, от ветрянки. Быстрая широкая улыбка. Длинные губы с сильно очерченной выемкой, отчего верхняя губа кажется вздернутой и немного вызывающей. Высокий лоб, на который падает сильно отросший каштановый локон, брови кисточками. И раскосые к вискам глаза, светлые, почти прозрачные, непонятного цвета. «Лицо инопланетянина, тщательно маскирующегося под обычных людей», – с волнением подумала Катя. Они то и дело встречались взглядом над пляшущими языками пламени, но так и не сказали друг другу ни слова. Костя вообще большей частью молчал. Иногда он улыбался вместе со всеми, а иногда невпопад, слабо и украдкой, своим мыслям.

От главного купальского костра грянула песня. Пели на украинском, что-то разнузданное, залихватское, но слов было не разобрать. Певучие, крикливые или фальшивящие голоса сливались в один густой поток звука, разносящегося над лугом и рекой.

– О, там уже прыгают через костер! – Женя даже привстала. Катя тоже обернулась. – Пойдем, посмотрим!

– По-любому решит сама скакать, – насмешливо скривил губы Ваня. – Сама решит и еще кой-кого за собой утащит. Будет у нас жареная Женька.

– А жареного Ваньки не будет? А то шашлычка захотелось! – огрызнулась она и повернулась к Косте. У нее на лице словно по щелчку рубильника пропало едкое выражение, адресованное брату, и возникло новое, предназначенное мужчине. Она проникновенно заглянула ему в глаза.

– Кость, пойдем?

– Костян, не поддавайся! – продолжал подтрунивать Ваня.

Кате вдруг стало неприятно видеть Женю и то, как она кладет свою руку на плечо Кости. Она, стараясь отвлечься, медленно повела ладонью по сухим былинкам, торчащим из земли, поглаживая их.

– Ко-ость… – протянула Женя. Катя рванула траву целой пригоршней и, спохватившись, принялась отряхивать ладони как ни в чем не бывало.

– А знаете, что через костер раньше прыгали, чтобы очиститься? В купальском костре сгорает все плохое, горе, болезни… – задумчиво пробормотал Костя, не говоря ни да, ни нет.

Женя обольстительно улыбнулась:

– Ну так тем более пойдем!

– Куда тебе идти, ты еще венок не сплела! Сиди, женщина, – хохотнул Ваня.

– Сплела, – зыркнула она на него недобро. В доказательство слов Женя потрясла венком прямо перед лицом брата, а потом водрузила на голову. Объемный, с торчащими во все стороны веточками и листиками венок в сумраке напоминал птичье гнездо, венчающее кудри, залитые лаком с блестками. Девушка поправила прическу и вытащила из нее несколько шпилек, бросив их на подол юбки. Шпильки с жемчужинками, те самые, что Женя отговорила покупать Сойкину. Судя по тому, как вытянулось лицо самой Настены, она тоже их заметила.