Купчая - страница 18

– Правильно! – восклицают мать и сын одновременно. Это можно было бы назвать восторженным воплем, но восторг блестит только в глазах, рдеет на щеках, вздымает груди, а голоса остаются почти невозмутимыми, только Алик сглатывает на последнем слоге и поспешно прячет лицо в чашку.

– То есть нам повезло. У нас даже есть связь с вашим знакомым, с вашим хорошим знако-о-мым, – почти пропев окончание фразы, Соломон Давидович встаёт и оглядывает компанию гостей. – Все поедем с ним разговаривать?

– В гараж? – спрашивает Владимир и тоже встаёт.

– Чай, особенно мой чай, меня покойный папаша учил его правильно заваривать, всё-таки ободряет мысль, – произносит Соломон Давидович, уставя палец в потолок. При этом он составляет чашки в центр стола, Алик начинает помогать ему, Раиса Виленовна оправляет блузку и юбку. – Оставьте, ещё вернёмся ведь! – и движением иллюзиониста Соломон Давидович накрывает посуду и остатки трапезы кружевной скатёркой.

Гараж в двух шагах – зелёный «Москвич» радушного хозяина успевает буквально только набрать скорость, поворот, мелькают слева опоры железнодорожного виадука, насыпь, какие-то серокирпичные и бетонные стены вперемешку, тёмные окна, железные ворота, вывески в основном по-русски, но из малопонятных сокращённых слов – и вот они перед одним из ряда явно производственных зданий. Возле больницы было видно, что это Рига, а не Болотнинск. Здесь – всё едино. Соломон Давидович входит, кивает вахтёру – «со мной, со мной» – лестница на второй этаж, пахнущая машинным маслом, тряпками и бензином, конторский коридор. Дверь открывается без лязга, и кажется, тем же движением Соломон Давидович уже там, в недрах, нажимает какие-то кнопки на громоздком ящике, занимающем командную позицию на столе.

– Двадцать седьмой, где сейчас находишься, Роман Гариф’ч?

Комната наполняется шорохом и треском натруженного диспетчерского эфира.

– Прошли Варакляны, следуем дальше на Карсаву, потом Гребнево.

– Говорить можешь? Как дорога, как груз?

– Со мной полиция, сопровождает груз, их груз! – шорох усиливается, а голос словно бы отдаляется. – Дорога нормально, в путёвку они дописали пункт назначения, не торопят, мы и так там будем вот-вот. Обратно ехать ночью или там ночевать?

Доносится посторонний голос, Соломон Давидович и Алик внимательно вслушиваются.

– Сказал, напоминаю про приказ, не имеешь права… – вполголоса переводит Алик.

Резкий щелчок – и шум эфира исчезает. Остаётся только тихое потрескивание, как от заигранной пластинки, по которой всё соскальзывает игла на одно и то же место. Опять то же, опять то же… Ничего узнать не получилось, думает Владимир и с тревогой смотрит на Раису Виленовну – как она держится? И вздрагивает от бесцеремонного лязга звонка.

Соломон Давидович хватает трубку. Слушает. Отвечает по-латышски. В трубке раздаётся взволнованный женский голос. Он наполняет диспетчерскую звоном, пронзительным, как солнечный луч, как бьющаяся в стекло оса, он кажется жёлтым и полосатым: потише – погромче.

– Володя, – говорит он наконец, ещё быстрее, чем обычно, – скажите ей, что я вас не съел, что вы здесь, это Кристина, та самая…

Владимир, ещё не поняв, какая такая Кристина беспокоится о нём, хватает трубку.

– Добрый вечер… или доброй ночи? – говорит он по-латышски.

– Не надо! – восклицает тот же голос. Теперь Владимир понимает, какая такая Кристина. Сегодняшняя. Из больницы. Девушка, похожая на взрыв синих искр, которая дала ему телефон Соломона Давидовича. Всё с тем же сильнейшим акцентом она продолжает: