3
Иванушка после турманов выпустил в небо чистых голубей. Те летали не так затейливо, но зато годились для «голубиной охоты»: приманивали к себе на голубятню чужих птиц.
Сначала Иван спугнул из голубятни правиков – тех птиц, которые имели привычку закладывать круги вправо, когда спускались к земле. Потом пришёл черёд левиков. Птицы стали нарезать в небе сходящиеся круги, а Иванушка, запрокинув голову, следил, не вмешается ли в его стаю чужой голубь, которого его «охотники» могли бы завлечь к себе на голубятню. На этот случай у Ивана был заготовлен у слухового окна тайник – сеть, которую нужно было быстро набросить на пришлеца, чтобы не дать ему улететь. Но пока что ни одного чужака он среди своих голубей в небе узреть не мог.
Смотрел он в основном вверх. Что делается на земле, не видел. И в сторону Духовского погоста поглядел чисто случайно, когда с полдесятка его голубей вдруг отбились от общей массы и полетели вдоль Губернской улицы к Духову лесу.
Зрением купеческий сын обладал чрезвычайно острым – даром что ли высматривал турманов в заоблачных высях! Но сейчас он поначалу разглядел только Зину: она стояла на самой верхотуре церковной колокольни, на огороженном чугунной оградкой круговом балкончике под колоколенными часами. Белое платье так трепыхалось от ветра на тоненькой Зининой фигурке, что невысокая девушка походила издалека на голубку с распущенными крыльями. Соломенная шляпка свалилась с её темноволосой головы и держалась на одних только лентах – Иванушка и это разглядел! И, уж конечно, увидел он и то, как Зинуша отчаянно, заполошно размахивает обеими руками, вскинув их над головой.
Зину Тихомирову, дочку протоиерея Александра – настоятеля храма Сошествия Святого Духа, – Иванушка знал с самого детства. А его собственный отец по нескольку раз в году посылал Зине в подарок большую корзинку со сластями из своей лавки: на Пасху, на Рождество, на именины, ко дню рождения. И даже заводил с сыном разговор – не приглянулась ли ему поповская дочка? Однако Иванушка очень долго и сам не знал, чувствует ли он к этой пригожей черноглазой девице что-то большее, чем просто дружеское расположение. А когда разобрался с этим, его отец отчего-то перестал свои вопросы задавать. Решил, должно быть, что проку всё равно не будет: его сынок ленив сердцем так же, как и умом.
Иванушка – надо отдать ему должное – не раз и не два порывался с отцом откровенно поговорить. И хотя бы намекнуть, что – да: Зина нравится ему. Однако всякий раз ему что-то мешало это сделать. А потом из-за границы вернулась Иванушкина тётка вместе с его двоюродным братцем Валерьяном. И красавчик Валерьян, едва только Зину увидел, так и принялся вокруг неё увиваться! То подносил ей в подарок парижские каталоги с изображениями дамских платьев. То декламировал ей какие-то непонятные стихи на иностранном языке. То просил её спеть – и аккомпанировал ей на фортепьяно. А на её именины – восьмого июня – вызвался сам отнести ей корзинку со сладкими подарками.
И Зина – ничего: принимала его знаки внимания, не возражала. Мило улыбалась Валерьяну. А уж какими он улыбками её одаривал! У него-то все зубы были на месте – никто его Щербатым дразнить не стал бы… Даже и то, похоже, не вредило ему в глазах поповской дочки, что он никогда не посещал церковь – на что отец Александр не раз ему пенял.
– Надеюсь, сын мой, увидеть тебя в храме Божием, – сказал как-то раз священник Валерьяну в присутствии Иванушки.
