– Спасибо, – повторил я. – Обязательно прочитаю.
– Глядишь, – улыбнувшись, продолжал наставник, – может и о нас кто-нибудь напишет.
– Если и напишет, – вздохнул я. – кто ж в такое поверит?
– Ну, – Харон пожал плечами, – поверят или нет, время все расставит на свои места. К слову о приключениях…, – он подождал пока я допью сок, заканчивая завтрак, и спросил: – Я так понимаю, твой ночной поход без них тоже не обошелся?
Меня вновь бросило в жар.
– Откуда ты знаешь? – недоумевая, спросил я.
– Убери со стола и пойдем-ка со мной.
Харон поднялся, выключил телевизор и вышел в коридор. Я отнес посуду на кухню и проследовал за моим провожатым к ризнице: открыв дверь, он пропустил меня вперед. Я отказывался верить своим глазам: инструменты и ветошь с рабочего стола были разметаны по всему полу; один кислородный баллон оказался брошенным у двери, ведшей в тоннель, а другой – недалеко от подъемника; мой комбинезон ярким желтым пятном обозначал собой центр помещения, валяясь на решетке под душем; а бесславным апофеозом моего буйства, от воспоминаний о котором в моей памяти не осталось и следа, являлась нацарапанная на стене надпись из нескольких слов, колющих глаз и режущих слух. Пристыженный, я попытался найти и вымолвить хоть какие-то оправдания и извинения:
– Я…
– Да ничего, Парень, – не дал мне договорить Харон. – Я и сам не без греха. Ведь здесь на стенах можно найти и мои вирши, так сказать. Указывать на них не стану, иначе со стыда сгорю.
Я облегченно выдохнул.
– А где краска? – оглядываясь, спросил я.
– Э нет! – улыбнулся наставник. – Позже закрасишь. Пускай покрасуется малость. Авось, в другой раз, отрезвит и остудит твой пыл. А вот навести здесь порядок тебе все же придется. Но прежде, расскажи-ка, что там все-таки произошло?
Мы присели на скамью у шкафчиков и я подробно пересказал Старику события моего похода. Поглаживая усы и бороду, он выслушал меня очень внимательно и ни разу не перебил. Взгляд его был сосредоточен, а брови напряжены.
– Вот так, – закончил я свой рассказ. – А как я устроил весь этот бедлам, я не помню. Не помню даже, как до кельи добрался.
– Двери задраил – уже хорошо, – сказал Харон и поднялся со скамьи.
– Так что это было? – поднимаясь следом, спросил я его.
– Мне надо подумать, Парень, – погруженный в себя, ответил он; оживился и добавил: – А ты, наоборот, сейчас не думай об этом. Приберись тут. И отправь баллоны наверх.
Так я и поступил. Через двадцать минут усердной работы все вокруг соответствовало заведенному порядку, и я, оставшись довольным результатом своих трудов, покинул ризницу. На обратном пути, проходя через кают-компанию, забрал со стола книгу и вернулся в свою келью. Устроившись в кресле-качалке и не сильно полагаясь на литературный вкус Харона, я все же дал книге шанс и приступил к чтению. Как я погрузился в роман с головой – я не заметил и прервался лишь в четыре часа, когда Старик позвал меня обедать.
Как и вчера, обед порадовал меня бесподобным вкусом и сытностью изысканных блюд. А Харон поведал мне о местных устоях и правилах, связанных главным образом с бытом: кому-когда готовить, мыть посуду и прочее в том же духе. Едва ли я мог тягаться с наставником в поварском мастерстве, но и эту житейскую науку мне предстояло освоить. К вечеру, по настоянию Харона, я перехватил пару часов сна, вскорости после которого нас ожидал скромный ужин и ночная работа…
