— Это ни о чем не говорит...
— Я бы хотел маленькую сестренку, хочешь ею стать?
— Зачем?
— Защищал бы тебя...
— Ты себя защитить не можешь...
— Я научусь...
Никита. Мне кажется, это имя давно фантомная боль. Призрак, помогающий мне двигаться к мечте.
В безопасность.
Мальчик, с которым мы когда-то воровали сгущенку из кабинета заведующей детским домом, а потом получали за это ремня.
Мне тогда казалось это больно. Но я даже не подозревала, какой она может быть.
Мы с Никитой дружили с самого его появления в детском доме. Клялись друг другу на крови, что даже если расстанемся, всегда будет вместе.... Глупо, да? Но в детстве я верила в это. И в самое тяжелое время обращалась к шраму, что оставил на мне ножик в его руке.
Я часто водила по вырезанным на коже буквам, почти зажившим, но оставившим тонкие белые шрамы. Верила, что он помнит меня.
Они и сейчас там. Н. И. К. И. Т. А. Шесть букв, еле вместившихся в родимое пятно в форме овала. Точно такого же как у него…
Горло перехватывает от боли... Руки сжимаются в кулаки, когда я иду в сторону кровати, словно в свинцовых туфлях.
Каждый шаг отдается таким стуком в сердце, словно лопается барабан.
Сглатываю, наклоняясь к боку мужчины, почти касаюсь пальцами родимого пятна и светлых, еле видных букв. А.Л.Е.Н.А.
Резко убираю пальцы, словно получив ожог. Не может быть. Боже, не может быть. Через столько лет. Так далеко от места, где видела его в последний раз. Где он кричал, что найдет меня. Где я верила ему. Где я верила… В чудо.
Закрываю глаза и прикусываю кулак. Не хочу кричать. Кажется, что кто-то льет на голову жидкий металл, сжигая меня дотла. От осознания.
Жив. Здоров. Богат. Чертовски красив. Трахает шлюх. Трахал меня....
А кто я?
Шлюха.
«Привет, Никита, помнишь подружку детства. Да, да, это именно та, кто сегодня сосала твой член и согласилась дать в жопу, как только ты проснешься.».
Это я должна буду ему сказать? Человеку, мысли о котором помогали держаться так долго? Не скатиться в пропасть порока и смерти окончательно.
Меня трясет, внутри буря. По щекам льются слезы, и я поднимаюсь, хватаю сумку, бегу к двери и уже её открываю, но резко захлопываю обратно.
Надеюсь, что он проснется? Но нет. Он спит, а я одна. И всегда буду одна.
Руки с сумкой сами поднимаются, и я со всхлипом высыпаю содержимое в центр комнаты. Долго наблюдаю, как валятся банкноты, как и валится последняя надежда на нормальную жизнь.
Я не хочу видеть в его глазах презрение и разочарование. Еще более я боюсь, что он не узнаёт меня при свете дня. Что вообще забыл меня.
Пятнадцать лет не малый срок, но я верила, что стоит нам только заглянуть друг другу в глаза и мы все поймем...
Наивность мне не присуща. Но Никита единственное светлое воспоминание. Пора стереть из жизни и его.
Забираю только сумку и пару банкнот. Свою реальную стоимость. Бросаю отчаянный взгляд на кучу денег, которые плачу за всю ту поддержку, что оказывал мне образ Никиты, и ухожу.
Долго брожу по улицам города, прокручивая как остатки детских воспоминаний, так и события ночи.
Подхожу к дому, где снимаю комнату. Снова вдыхаю привычные запахи выгребной ямы и внимательно смотрю, чтобы рядом не было машин и людей Марсело.
Но стоит мне подняться на свой этаж, собрать то немногое, что у меня есть, как в дверь стучат.
Я, почти выбросившая мысли о ночи, до боли закусываю губу.
А вдруг? А вдруг Никита? Прошло четыре часа. При желании меня можно найти. Не ради этого ли я оставила все деньги?
