Как только муж покинул супружеское ложе, дышать Любе стало легче, жар утих, и она смогла заснуть. Когда Эдуард вернулся, уже не заметила. Так и не узнала, что первую брачную ночь он провел на непредназначенном для сна кожаном диване в кабинете.
По привычке Люба встала рано, но Эдуард, похоже, привык подниматься еще раньше: его женщина застала уже полностью одетым в столовой, где он приканчивал уже не первый бутерброд с лососем, запивая его черным кофе.
– Доброе утро! – приветствовала она супруга.
– Доброе, – улыбнулся, дожевав кусок. – Присоединяйся, кофе еще горячий.
– Разбудил бы меня, чтоб нормальный завтрак приготовила.
– А чем бутерброды для завтрака плохи?
– Они сутки на столе пролежали, могли пропасть.
– Но не пропали. Кондиционер не дал.
– Мое дело предупредить. Я бы не стала есть ничего сомнительного перед дорогой.
– Да нормальные бутерброды, садись ешь.
Люба неуверенно взяла бутерброд, понюхала – неприятного амбре не ощущалось.
– Ладно, рискну, – махнула рукой. – В случае чего в вагоне же два туалета?
– Два, – с улыбкой подтвердил Эдик.
Люба налила себе кофе и устроилась напротив мужа.
– Но детям я все-таки нормальный завтрак приготовлю, когда встанут. А до этого пирожки как раз успею испечь.
– Да дались тебе эти пирожки! Цени свое время.
– Но что-то в дорогу взять все-таки надо. Пирожки – лучший вариант.
– Купим. Как только откроется «Рыбная мануфактура», сразу закажу или даже сам схожу за твоими пирожками.
– Ты видел, сколько там пирожки стоят? Не стоят они столько, уж поверь мне.
– Сколько бы ни стоили. Мою жену это не должно волновать, – подмигнул.
– Дело хозяйское, – пожала плечами Люба и допила кофе.
– Посуду сама помоешь или помочь ее в посудомойку загрузить? – предложил помощь Эдуард, вспомнив, как его отчитала Рита за то, что Люба моет тарелки своими руками.
– Сама загружу, я инструкцию изучила, – отозвалась Люба. – Хотя руками я б две чашки быстрей помыла.
– Хочешь – мой руками, – разрешил муж.
– А маникюр?
– Испортишь – новый сделаешь, – успокоил ее Эдик. – Я подготовил для тебя банковскую карточку, кинул на нее сто штук – на мелкие расходы. Напомни, когда освободишься, чтоб передал ее тебе.
Люба обмотала тарелки с оставшимися со вчерашнего дня закусками пленкой, убрала их в холодильник, вымыла посуду, протерла со стола. Пришла в кабинет.
– Можно, я здесь пока посижу? – спросила робко.
– Можно, но лучше багаж проверь.
– Я его не трогала вчера. Как позавчера собрали, так все и лежит.
– Все равно проверь, и про Ксюшины вещи не забудь.
Люба пошла выполнять поручение. Еще раз убедилась, что ничего не забыла. Оставалось только вещи Оксаны переложить в отцовский чемодан, если поместятся. И если она вообще согласится что-то куда-то перекладывать.
Вернувшись в кабинет, Люба отчиталась о выполнении поручения.
– Теперь садись, есть разговор, – Эдуард развернулся в кресле и кивнул Любе на диван.
– Слушаю внимательно.
– Это по поводу Ксюши. Твой сын вчера ее обидел, а ты ему даже замечание не сделала. Это неправильно.
– Он наверняка уже раскаялся, – заверила Люба мужа. – Он на самом деле добрый мальчик. Он больше так не будет.
– Вот про это я и говорю: сделай так, чтобы больше твой сын мою дочь не задевал. И сама с ней сдружись. Как ты это сделаешь – не моя проблема. Все ясно?
– Да, я все поняла, – потупилась Люба.
В сущности, Эдуард был прав. В ее обязанности входил присмотр за детьми, то есть она должна стать для Ксюши кем-то вроде гувернантки. А как ее воспитывать, если она своего педагога ненавидит? Найти общий язык с девочкой она обязана, и как это она сделает – ее забота. Но вот как Гаврику объяснить, что Оксана неприкосновенна? Ведь не скажешь же ему, что она настоящая дочка Князева, а он – чужой.
