Куросиво - страница 22

– Если он из тех даймё Китагава, что владели землями в западных областях, то я о них знаю. Ты, Дзюро-сан, возможно, уже не помнишь, а я в детстве слыхал: дед нынешнего Китагава был известен на всю страну… Помню, там еще началась семейная распря… Ребенком мне приходилось слышать толки об этом… А кто такая его жена?

– Говорят, из старинной аристократии… – ответил Кокусю Аояги.

– Сейчас она живет отдельно, в особняке, все равно что взаперти, а в главной резиденции всем заправляет эта самая рыбачка… – поспешила добавить госпожа Аояги.

Старый Хигаси кивнул головой, словно в подтверждение каких-то своих мыслей.

– Знаешь, что я тебе скажу, Дзюро-сан, спору нет, плохо, когда дети ни во что не ставят родителей, но родителям тоже нужно вести себя так, чтобы дети питали к ним уважение. Вот о чем не следует забывать.

– Видишь ли… Нет, нет, можешь мне поверить, я вовсе не собираюсь защищать или оправдывать Китагава, но ведь так уж устроен мир – все таковы. Возьми хотя бы самого Фудзисава. Говорят, один артист – тот, что недавно умер в Осака… забыл, как его фамилия, – имел за свою жизнь тысячу любовниц; так вот, у Фудзисава их было, право же, не меньше. Да взять хотя бы того же Хияма-сан – ведь ты с ним тоже знаком – уж на что тихий, а тоже, говорят, имеет содержанку, да не одну, а целых троих.

– Хияма? Этому я готов поверить…

– Да, я слыхал, у него три содержанки. Жену свою, дочь бывшего благодетеля, объявил не то больной, не то умалишенной, она у него под домашним арестом, получает в день по две рисовых лепешки величиной с сушеную сливу. А он в соседней комнате пьянствует и забавляется с любовницей, бывшей горничной. Да, да, все это правда. Он и меня просил выдать свидетельство, что жена – душевнобольная, но я отказался… Это уж слишком! – В свое время Аояги действительно не согласился подписать такой документ, но отказ этот объяснялся главным образом осторожностью дальновидного доктора: он опасался возможных осложнений для себя в будущем.

– Есть и такие, что, забив жену до смерти, живут в законном браке с гейшами…

На лбу старого Хигаси яснее обозначились вены.

– О самых высших говорить не смею, – продолжал Аояги, – но среди тех, кто составляет, так сказать, головку, найдется сколько угодно людей, которые играют напропалую в карты, торгуют государственными тайнами, насильничают… Среди тех, кто разъезжает в каретах, немало уголовных преступников… Что поделаешь, нынче хорошо только то, что имеет отношение к Тёсю. Даже полицейский родом из Сацума и тот нарочно ломает язык, стараясь подражать говору Тёсю. Вот потому-то любая кривда в большинстве случаев превосходно сходит за правду… Но рассуди сам: отчего так получается? Разве оттого стоит так прочно знаменитая башня в Пизе, что она наклонна? Нет, просто фундамент ее настолько прочен, что может удержать от падения даже наклонную башню… Что ни говори, а Тёсю и Сацума – главная опора реставрации Мэйдзи. Вот уже двадцать лет, как они фактически отвечают за судьбы Японии, а главное, среди них много светлых умов. Хочешь не хочешь, а с этим надо считаться…

Старый Хигаси сурово взглянул на младшего брата.

– Могу себе представить, сколько вокруг них льстецов…

Кокусю Аояги вскинул было глаза на брата, но тут взгляд его упал на висевшую в нише картину, на которой красовались два иероглифа. «Искусство гуманности». Подпись под картиной гласила «Отшельник седых туч» – таким псевдонимом граф Фудзисава подписывал свои стихи и образцы каллиграфического искусства.