Куросиво - страница 7

пришли годы Ансэй[27], эра Гандзи[28] сменилась эрой Кэйо[29], чередой бежали бурные, полные перемен и событий годы, и с каждым днем поток времени несся все стремительнее и быстрее, пока, наконец, в третий год эры Кэйо не обрушился с крутизны могучим водопадом реставрации[30]. В тот самый год среди вассалов феодального правительства, которые, сопровождая сёгуна[31] Кэйки[32], осенью вступил в столицу, был Сабуро Хигаси. Свыше десяти поколений его предков – ронинов[33] рода Такэда – служило дому Токугава[34]; те, кто некогда преподавал военную науку школы Косю[35], в более поздние времена сменили это занятие на изучение «голландской науки»[36]. Сабуро тоже служил в молодости в «Палате по изучению науки варваров»[37], потом был советником в ведомстве военного флота. В списке его знакомых значились такие имена, как Кавадзи[38], Огури[39], Эгава[40].

Затем в мире все смешалось, перепуталось, словно стебли в ворохе конопли. Настал час испытания сил и способностей человека. Сабуро Хигаси, хорошо осведомленный в заморской литературе, близкий к властям, изучал историю и познакомился с принципами легитимизма и, хотя честь не позволяла ему забывать о милостях своего сюзерена-сёгуна, в душе исповедовал доктрину Эти-дзэн. Во внешней политике это означало постепенное открытие страны для общения с миром, во внутренней – объединение самурайства и старинной аристократии и управление страной правительством, в котором место премьер-министра сохранялось бы по наследству за домом Токугава; иными словами, эта теория пыталась влить новое вино в старые мехи. Вплоть до того самого дня, когда был издан высочайший манифест о низвержении сёгуната, Сабуро Хигаси верил учению Гото[41] и Едо[42] и был одним из тех вассалов сёгуна, которые убеждали его в необходимости прежде всего возвратить верховную власть императору. Но дни феодального правительства были уже сочтены.

Окубо[43], Сайго[44], Ивакура[45], беспощадные и неумолимые, давно уже преисполнились непреклонной решимости. Добровольно возвращенная сёгуном власть действительно была принята. Кэйки был отстранен, ядром нового правительства стали выходцы из кланов Тёсю[46] и Сацума[47]. Ненависть Сабуро Хигаси к заговорщикам Тёсю и Сацума, а заодно и к изменникам из Тоса[48] вспыхнула яростным пламенем.

Сёгун со своими войсками покинул столицу. Грянуло сражение при Фусими и Тоба[49]. Сабуро Хигаси, следуя за своим сюзереном, морем вернулся в Эдо[50]. За ними, по дорогам Кайдо и Сандо, по пятам гнались парчовые знамена[51]. Эдо бурлил, как кипящий котел. Молодые горячие головы из числа вассалов сёгуна бежали в Хаконэ и укрепились у перевала Сасаго. Это напугало более благоразумных, стоявших за полное подчинение власти двора. Из Эдо поскакали гонцы с приказом: схватить мятежников Исами Кондо, Сайдзо Хидзиката[52] и их сторонников и умиротворить Кофу.

И вот в феврале 1868 года – первого года эры Мэйдзи[53], – повинуясь приказу, Сабуро Хигаси оставил семидесятилетнюю старуху мать и беременную на сносях жену на попечение знакомого купца – надежного, честной души человека; опоясанный заветным мечом «Ночной Демон», родовой реликвией дома Хигаси, он пробрался сквозь бурлящую взволнованную толпу, запрудившую эдоский замок и улицы Эдо, и ринулся в Коею.

Но послать Сабуро Хигаси на усмирение непокорных было все равно, что выпустить волка в стаю: сердце его было с восставшими, и он вместо расправы с Кондо и Хидзиката присоединился к их отряду.