– Ах да! – щелкнул пальцами Мытько. – Совсем забыл. Мы же след от инъекции обнаружили на теле. На шее… еле-еле заметный.
– А, ну это другое дело… Хоть что-то есть. Пяткин на осмотре ничего про него не говорил.
– Да? Странно… Он, вроде, заметный, этот след. Ну, как заметный, для глаза судебного эксперта видимый. Он должен был его распознать еще при предварительном осмотре на месте происшествия и следаку сказать, чтобы в протокол внес.
– Не вносил следак этого, я там был.
– Странно, может, не заметил. Очки у него, что фары у УАЗика… Ну так что, Андрей Григорьевич? Пообедаем?
Мытько снова поглядел на часы.
– Так еще рано, вроде…
– А кто нам запретит уйти пораньше? Ты с бульоном любишь пельмешки или без?
– С бульоном и перца побольше…
Дверь распахнулась, и в кабинет залетел взъерошенный Пяткин, пыхтел так, что даже очки запотели.
– Стучаться надо, Феликс Васильевич, – недовольно пробурчал заведующий на подчиненного.
– Пал Алексеевич! – выдохнул Студент, таращась на нас. – Он живой!
– Кто живой? – Мытько нахмурился.
– Сергиенко, тот убитый живой. Этот, который отравлен неустановленным веществом.
Дышал Пяткин всё ещё тяжело.
– Знаю, кто такой Сергиенко. Что ты вообще мелешь? Хм! Живой! Ты же сам его вскрывал…
– Вскрывал! – Пяткин схватил со стола кружку с моим недопитым коньяком и выглыкал одним махом. Даже не поморщился.
Шумно выдохнул и продолжил:
– Сам бы никогда не поверил, но он… он… глаза открыл. У-уф…
– Ты это… Студент, – Мытько посмотрел на него с укоризной. – Много уже сегодня на грудь принял?
Заведующий кивнул на пустую кружку.
– Только две чашки кофе и бублик.
– Оно и видно… Выпиваешь, что ли? Не замечал за тобой. Ты давай завязывай, а то на партсобрании разберем тебя. Не хватало мне еще одного пьяницы на рабочем месте.
– Да я вообще не пью! Это нервы!
– С чего тогда ты взял, что Сергиенко живой?
– Да говорю же вам, он глаза открыл…
– Это невозможно. Трупное окоченение, и все такое.
– Пойдемте, я вам покажу, – упорствовал Студент.
– Ну пойдем, – прокряхтел Мытько.
Мы направились в секционную. Сменив уютный кабинет с ароматом разве что книжной пыли на запахи формалина, хлорки и, как мне показалось, аммиака. Но даже они не могли перебить специфический трупный запах, витавший в коридорах лабораторной части здания. Не все «клиенты» этого учреждения попадали в свежем состоянии.
В секционной, представляющей из себя огромный общий зал с множеством столов из нержавейки со специальными желобками, для стока крови и межтканевой жидкости, было пусто. Живых не было, только мертвые. На некоторых столах лежали трупы. На одном – кости, явно выкопанные из земли. Из них предстояло собрать скелет.
– Вот! – Феликс ткнул пальцем в труп Серого, что лежал, распотрошенный, на крайнем столе.
Даже мне было видно, что мертвее тот и быть не может. Черепная коробка со следами вскрытия, брюшная и грудная полость тоже. Но патологоанатом уже залатал его грубыми швами. Ну и, конечно, трупные пятна… Их ни с чем не спутаешь.
– Феликс, Феликс, – покачал головой Мытько, обернувшись на выглядывающего позади меня молодого сотрудника. – Иди сам посмотри. Закрыты у него глаза. Ты вообще сегодня спал после ночной?
– Нет еще… – пробормотал тот, вытягивая шею и вглядываясь в лицо трупа. – Хотел все доделать, а потом уже до вечера дотянуть. Не люблю днем спать.
– Короче, Студент! Марш домой. Купи бутылочку пивка по дороге. Дома хряпнешь – и в постель. Переутомился ты… Эх, молодежь пошла. Я в твоем возрасте мог по двое суток не спать и работать, что называется, в светлой памяти.
