Вчера я связался с Гороховым, он еще был в Грузии, и попросил содействия, мол, с местными каши не сваришь. Тот, конечно же, пошел навстречу, быстренько подключил Москву, и вот теперь из проверяющего я превратился в местного командира. Ну а как еще, если по-другому этот городок не понимает?
– М-да-а… – чесал залысину Бобырев, читая телефонограмму. – Но я… А как? А?
– А кому сейчас легко? – отозвался я уже с улыбкой, усаживаясь поудобнее. – Тем более, как я понял, у вас с архивами – беда. Так что учитесь работать с массивом бумаг, так сказать, на ходу.
– Нет, я не об этом. Я что же, отстранен от руководства отделом?
– Ну что вы, Виктор Игнатьевич. Все по-прежнему. Разделим с вами обязанности честно: я не лезу в вашу работу, а вы помогаете мне. Свои особые полномочия я буду распространять лишь на это, – я постучал пальцем, будто вколачивал гвоздик, по листу со списком пропавших. – Так что давайте-ка хорошенько возьмёмся за работу, товарищ подполковник.
Теперь я чуть смягчал формулировки. Если долго давить – отстрелит, так что кнут лучше всё же чередовать хоть с каким-то подобием пряника.
– Сделаем, – буркнул он с плохо скрываемой досадой. – Только бы бумажку не потерять. Список этот.
Сказал он это, вроде, без сарказма, но что-то в голосе промелькнуло недоброе. Но я готов был и к такому повороту.
– Не переживайте, я её уже перефотографировал. На всякий случай. Знаете, с вашей склонностью к возгораниям…
Бобырев угукнул, но больше ничего не произнёс. Я же вернулся к себе, сел за стол и принялся листать наработанные материалы. По крайней мере, те, что уже успел насобирать сам в отделе.
Фамилии. Даты. Возраст. На первый взгляд, их ничего не связывало: пьяницы, сторожа, молодые и старики, один даже библиотекарь. Но главное – их больше нет. Уверен, что проверка по адресам ничего не даст. Я уже успел проверить троих. Как сквозь землю провалились. Соседи и родственники (у кого они вообще были) в полной растерянности. А некоторые потеряшки, как оказалось, и вовсе никому не нужны. На них и заявлений-то не было – просто исчезли.
Будто растворились.
Я задумался. Должна быть какая-то в этом система. Я вдумывался в приметы, листал в уме и на бумаге обстоятельства. Наконец, я нашел ту самую деталь, которая связывала всех этих пропавших людей. Они пропадали с некой цикличностью. Почти каждый месяц. Плюс-минус день-два. Как будто кто-то невидимый, но методичный, собирал их в определённое время. И знал, когда нужно.
Вдруг из коридора донёсся раздражённый голос дежурного:
– Да сколько можно, Леонтий Прохорович? Опять вы? Ну каждый же раз одно и то же. Опять писать пришли? Давайте обойдемся. Уже сколько раз такое было – пропадает, пошляется потом сам и возвращается. Чего нам статистику-то портить пустыми заявлениями?
Я поднялся. Недовольство в голосе дежурного насторожило. Вышел в коридор. У стеклянной перегородки дежурной части стоял мужчина лет под шестьдесят. В выцветшем, но чистеньком костюме, с прямой осанкой и взглядом, в котором угадывались прошлые командные привычки.
– В чем дело, лейтенант? – резко спросил я. – Почему не хотите принимать заявление?
Дежурный стушевался:
– Да это… Гришка его опять… ну, как всегда. Он у нас каждую неделю пропадает. Шатается по лесам. А потом сам и появляется. Чего из-за него… Показатели только… И бумагу портить, да людей отвлекать.
– Он мой сын, – с укором проговорил мужчина.
