Бабушка опустила голову. Устала она. Киоцзюкю понял. Он оставил ее и, оседлав вороного, помчался на вольный простор, подставляя ветру разгоряченное лицо.
– Слушай ветер, сынок! Слушай ветер, мой царь! – вслед ему проговорила ведунья. – Как не станет меня, развей мой прах в горах. Воссоединюсь с ветром, буду летать с ним по всем краям. Захочешь – услышишь мой голос. А нет – мешать не буду. Слушай ветер!..
Ветер незваным гостем прохаживался по бокам шатра, проверяя его на прочность. Вслед за ним по натянутой на шесты коже ударили капли дождя. Тяжелые, сначала они падали лениво, потом все чаще и чаще, и вот уже снаружи забарабанило как на пляске шаманов, когда они призывают духов неба и усмиряют духов земли.
Куджула лежал под теплым одеялом, вытянувшись во весь рост. Масляный светильник чадил у входа, блики от его слабого огня блуждали по неровной поверхности шатра, создавая причудливые тени. Всю ночь Куджула думал, лишь на какие-то мгновения погружаясь в сон, и тогда память открывала свои тайные хранилища, и он снова возвращался в прошлое, картины которого напоминали о его деяниях.
Став царем, Киоцзюкю изменил имя, но оставил название своего древнего рода – Кадфиз, и царство назвал как свое племя – гуйшуан. Со временем другие народы, для которых юэчжийское звучание слова было непривычным, изменили его на «кушан», и теперь владения Куджулы Кадфиза во всех краях называли Кушанским царством. Он выполнил наставления старой ведуньи, и пророчество сбылось: ее любимый правнук Киоцзюкю объединил все владения юэчжей под своим началом. Не забыл он и уроки о гармонии миров, о чем каждый, кто понимал символику тайных знаков, мог прочитать на монетах, выпускаемых им. Жезл с четырьмя направленными вверх стрелами стал его символом. Четыре стрелы – четыре стороны света – сжаты в одном кулаке: весь Срединный мир будет жить в единстве, пока об этом будут помнить ябгу его рода. Ветер напомнит, если забудут!
Слуга зашевелился у входа. Полог шатра приподнялся. Ветер только того и ждал: влетел сильным порывом, разбавил застоявшийся воздух свежестью раннего дождливого утра.
– Что там? – царь приподнялся на локте.
– Послание от господина Саданкаша, – слуга протянул свернутый кусок кожи, поднес светильник ближе.
Сын писал, что прибыли начальники стражи с дальних рубежей. Ждут царя.
Куджула кивнул, слуга убрал светильник, подал сапоги. Сшитые из прочной кожи, узкие, они облегали ногу, а для надежности перетягивались шнуром, продетым в отверстия с двух сторон по переду и до самого верха. Стянув шнуровку, слуга подал ачкан, длинный пояс, расшитый оберегами. Куджула двумя пальцами поправил усы, огладил бороду, надел высокую шапку из валяной шерсти с завернутым вверх ободом.
– Подай накидку, пройдусь посмотрю на воинов. Пока еду приготовь. И собирайся, скоро поедем.
До Города Ветров оставался день пути. Распутица растянет его, но если поторопиться, то к ночи доберутся. Куджула решительно вышел под дождь: не первый в его походной жизни и не последний!
