– Зачем тебе, русский, знать, что о тебе говорят начхе?
– Я не русский, а русский казак! Говори по-русски и не в спину, а в лицо!
– Учи язык начхе! Скоро здесь будет только наш язык. Кто не будет на нем говорить – тот умрет! Иди, дядя, отсюда пока плохо не стало! – парень достал из кармана самооткрывающийся нож и стал им жонглировать пальцами.
– Убери нож!
– Что, страшно, дядя, что посадим тебя на нож? Горло резанем?
В тот же момент Кузьма открытой ладонью ударил парня в нос. Тот от боли присел и выронил нож. По лицу его потекла кровь.
– Ты труп, русский. Ты знаешь кто я? Я Руслан Зурабов и теперь ты мой кровник.
Это было так смешно, что Кузьма даже улыбнулся. Чеченец с перекошенным от гнева лицом потянулся рукой к лежавшему на земле ножу. Вторым ударом с подсечкой Кузьма сбил его с ног. Остальные парни вытащили из карманов ножи и стали обступать Кузьму со всех сторон.
– Эй, ребята! Быстро ножи на землю! – вогнал патрон в дуло пистолета стоявший сзади Паша, – класть ножи быстро на землю и тихо острием к себе, да так, шобы я видал усе! Кто не успеет, пока я считаю до трех, я не виноват! – и Пашка для острастки выстрелил в воздух и направил пистолет на парней.
– Паша, убери «Макарова»! – потребовал Кузьма, – я и так разберусь со всеми!
Кузьма повернулся. Рядом с Пашей стоял милицейский майор с удивительно голубыми глазами и тоже с пистолетом в руке.
– Руслан, я предупреждал тебя, что если будете ходить с ножами, то плохо будет!
– Он первым ударил! – заскулил парень с земли.
Остальные все аккуратно сложили ножи и стояли, понурив головы.
Мимо проходил пожилой чеченец в бардовой шапочке, типа тюбетейки, видимо, шел в магазин и, остановившись, что-то сказал парням.
Те что-то ответили, показывая пальцами на Кузьму.
– Извините, но они говорят, что вы первым ударили!
– Они мне сказали! – Кузьма повторил сказанное ему слово старому чеченцу.
Старик закричал на парней и те понурили головы.
– Это плохое слово, и ты правильно сделал, что ударил его. Таких надо учить!
Подошли Паша и милиционер, пожали руку старику. Милиционер собрал ножи и, смеясь, сказал:
– А вечером у них снова будут ножи. Их старики говорят, что чеченец без ножа все равно, что русский без штанов, так, дед Идрис?
– Все правильно! – смутился старик, – ножи у нас с детства! Поэтому и боятся обидеть друг друга, знают, что плохое слово может быть отомщено.
– А оскорблять безоружного человека? – спросил Паша.
– Это философия, уважаемый господин офицер! Русские самолеты бомбят безоружные чеченские аулы, и это вызывает гнев всех чеченцев. Танки давят плетни, людей и нашу землю. Там, добавил он, показав рукой на восток, – не обижайтесь на детей. Они глупые еще и черное для них иногда выглядит белым, а белое черным. А по сути это дети, школьники. Их родители увезли сюда от войны. Они видели там войну, кровь и много испытали. Простите их! Ваша милиция в Чечне отбирала в домах чеченцев последнюю пищу, а взрослых родственников куда-то уводили, и они уже не возвращались, а потом находили только трупы. Я сам это видел, и они это знают!
Кузьма посмотрел на стоявших понуро парней, смотревших вниз.
– Уважаемый, иди, куда шел! Мы разберемся со всем. Не будем об этом. Я понимаю вас, и ты пойми нас. Мы идем у себя по улице в своей станице, которую построили наши прадеды и полили изрядно тоже кровью. А здесь нас же задирают. Зачем? Вам что, плохо здесь живется? А так, на душе тоже плохо, понимаю я вас! – сказал Кузьма.
