Пока секретарша, покачивая крутыми боками, выплывала обратно в приёмную, в трубке послышалось приятное женское сопрано:
– Прокуратура слушает.
– Барышня, это Гапонов, – поздоровался полковник, – мне бы Аркадия Прокопьевича по-срочному.
– Прокурор Журавлёв уже два дня, как отозван в Министерство, вместо него назначен товарищ Колесников. Соединять?
– Непременно, – разрешил Гапонов.
В это время снаружи процокали каблучки, и уже в следующее мгновение напротив хозяина кабинета сидела в крепдешиновом платье стриженая восточная брюнетка с нарисованной на верхней губе родинкой. Гапонов потеплевшим голосом, опять закрыв ладошкой мембрану, сообщил женщине:
– Сегодня, Венер, я тут допоздна пробуду, потом сразу к тебе. Шёлковые чулочки мерить будем – достал по случаю, прямо из Парижа.
Венера Дамировна жеманно повела вставным плечиком и спросила капризно:
– А если я на вечер настроилась?
– Вечером никак, – вздохнул полковник, – номерному отказ пришёл, а ты же знаешь инструкцию – обязаны исполнить этим же числом.
– Кому поминальные выписывать? – нехотя переключилась на рабочий тон Мухамедьярова.
– Контролёр Агапкин получит, а ты проследи, чтоб качественные продукты на рынке закупили и водки запасти на три-четыре бутылки больше надо – обязали статиста из МВД в комиссию включить, – Гапонов показал глазами на потолок, – там, как Самого похоронили, большие перемены грядут.
Слухи о переменах витали в воздухе. Например, почти достоверно стало известно Гапонову о странном сокращении на ближайших неделях составов Президиума ЦК КПСС, Секретариата ЦК и Совета Министров СССР. Отсюда вытекало два варианта: либо ждать в скором времени массовую амнистию, либо готовиться к очередной волне арестов, и тогда тюрьмы снова будут переполнены выше некуда, и ему, полковнику Гапонову, придётся надолго забыть об относительно спокойной и сытой жизни.
А некое, очень высокопоставленное лицо, чей близкий родственник уже третий год маялся в одной из душегубок Исполнительной тюрьмы, в приватной беседе, расслабившись после значительной дозы спиртного – лицо умасливало полковника, чтобы тот, по возможности, создал хоть какие-то приемлемые условия для близкого ему человека, – так вот, это самое лицо, между прочим, отоваривавшееся в столе заказов двухсотой секции ГУМа, под очень большим секретом сообщило Гапонову и вовсе крамольную новость. Будто на заседании Президиума ЦК КПСС, состоявшемся 10 марта, сразу после похорон вождя, председательствующий Маленков дал указание прекратить политику культа личности Сталина в средствах массовой информации. А то, что за спиной Маленкова маячила фигура Берии, уже ни для кого из партактива не было секретом.
Телефонная трубка издала сухой треск и доложила:
– Прокурор Колесников у аппарата.
Венера Дамировна встала, наклонилась к начальнику и шепнула ему в ухо:
– Я с Агапкиным сама поеду, потому что кое-чего и для нас выкроить надо.
Полковник одобрительно кивнул и ответил трубке:
– Как ваше ничего, товарищ прокурор?
– Нормально. У вас что – ЧП?
– Наоборот, всё тихо и спокойно, – Гапонов проводил взглядом соблазнительную походку любовницы и продолжил:
– Сегодня выпивка намечается – нашему номерному в помиловании отказали…
– Во сколько за мной машину пришлёте? – сухо перебил его прокурор.
– Как обычно, в двадцать два ноль-ноль у подъезда.
– Хорошо, готовьте документацию, – и трубка отключилась.
