Квантовая теория недопоцелуев - страница 3



Я унаследовала внешность от отца-британца: темно-русый цвет волос, серые глаза и бледную кожу. От матери мне достался невысокий рост, волосы, вьющиеся на концах, и некоторое разочарование в большинстве людей на земле.

Сев рядом с Бекс, я повторяю вопрос:

– Почему ты здесь?

Не то чтобы Бекс никогда не заседала в моей комнате, но она знает, что я дорожу личным пространством. Я люблю свои вещи, а больше всего – огромную белую доску, на которой сейчас яркими цветами расписана моя работа, и я не хочу ею делиться.

– От родителей пришел запоздалый подарок на день рожденья. – Она протягивает мне маленькую коробочку. Внутри лежит широкое серебряное кольцо. Простое, но красивое. Я смотрю на нее, и она кивает: – Прочти.

На внутренней стороне кольца – крохотная надпись курсивом: «Вы не свои».

Я не знаю, что это значит, но все равно у меня мурашки.

– Это из Библии, – говорит Бекс. – Это значит, что твое тело не принадлежит тебе. Это типа кольцо чистоты. Когда они разрешили мне сюда поехать, я обещала, что не буду ни с кем встречаться, но, кажется, они поняли, что я сомневаюсь.

Иногда я задумываюсь, кто травмирован больше: Бекс, чей отец воспринимает так много самых скверных отрывков из Библии буквально, или я, чья мать считает, что DSM-5 (официальное руководство по всем психическим расстройствам) – это справочник для родителей.

Я захлопываю коробочку и убираю в ящик стола.

– Будет нужно, когда поедешь домой, тогда и возьмешь, – говорю я. – Пошли за печеньем.

Пекарня «Лунный луч» решает все наши проблемы, большие и маленькие. Я все время беру одно и то же – шоколадное печенье с шоколадной крошкой, а Бекс просит неизменно странный десерт месяца – сейчас это апельсиново-ананасовое печенье, что, наверное, говорит все, что нужно о нас знать.

Мы идем обратно в Ньютон с печеньем, завернутым в коричневую бумагу.

Доев, Бекс говорит:

– Можно задать тебе вопрос?

– Какой угодно.

– Что это за рисунки у тебя на доске?

Я с удивлением поворачиваюсь к ней. Вот этого я совсем не ожидала.

– Обычно у тебя там полно уравнений, но сегодня – какие-то безумные картинки.

Ее взгляд блуждает по моему лицу, и я смотрю на нее в ответ, ища в вопросе скрытый смысл.

Порой мне сложно читать эмоции других, хотя чем лучше я знаю человека, тем это проще. Бекс весьма прагматично относится к этому дефекту: она часто объясняет мне эмоции, мелькающие на лицах окружающих, и называет это «эмоциональными субтитрами». Но когда я пытаюсь читать ее саму, это не помогает.

Наконец, слово «безумные» наводит меня на мысль. Она беспокоится: вдруг эти рисунки на доске связаны с моей тревожностью.

– Это адинкра, – говорю я, пытаясь ее успокоить.

– Ты же понимаешь, что это не ответ?

– Тебе подробно объяснять?

Она кивает, и я приступаю:

– Первые символы адинкра – это символы, обозначающие понятия, они были распространены в Гане. Что-то вроде иероглифов: много информации вложено в один маленький рисунок. Вот! – Я достаю телефон и показываю квадрат, нарисованный вокруг чего-то, похожего на песочные часы с полосками. – Это значит «дом, устойчивый против ветра», символ силы перед лицом предательства.

– А вот этот, большой, наверху на доске – повернутая геральдическая лилия?

Я улыбаюсь.

– Это мой любимый. Означает «курица наступает на цыплят, но не убивает». Совет для родителей: лелей, но не балуй.

– Девиз семьи Бэкхем, – говорит Бекс.

– Ну почти, – соглашаюсь я.