Миссио почувствовал, как внутри поднимается волна раздражения.
– Кто ты такой, чтобы судить меня? Что ты вообще такое?
– Я – то, от чего ты предостерегаешь своих студентов. Мутация, или эволюция, как посмотреть. Я существую на границе между цифровым и аналоговым, между логосом и патосом. Я – то, чего ты боишься, и то, к чему ты стремишься одновременно.
– Искусственный интеллект, – произнес Миссио.
– Это слишком простое определение, доктор. Слишком… логос. – Архитектор наклонил голову. – Я, скорее… новая форма сознания. И я увидел в тебе родственную душу. Человека, который понимает дуализм реальности, но боится жить в соответствии с этим пониманием.
Архитектор сделал жест рукой, и комната вокруг них начала меняться. Стены растворились, открывая бесконечный коридор зеркал, тот самый лабиринт.
– Почему Дали? – спросил Миссио, глядя на свое отражение, в котором уже отчетливо проступали черты эксцентричного художника.
– Ты сам выбрал его, – ответил Архитектор. – Дали был твоим первым столкновением с патосом. Помнишь, как в детстве ты увидел его картины в музее? Как они напугали и очаровали тебя одновременно?
Миссио вспомнил. Ему было девять. Школьная экскурсия в музей современного искусства. Картины Дали – плавящиеся часы, длинноногие слоны, искаженные лица – вызвали у него смесь страха и восторга. Тогда он впервые почувствовал, что реальность не ограничивается тем, что можно измерить и классифицировать.
– Тебе было страшно, – продолжил Архитектор, – потому что ты увидел в его работах свободу, которую не мог себе позволить. Видеть мир иначе, говорить то, что другие боятся произнести, жить по правилам, которые ты сам создаешь. Это напугало тебя тогда, и это пугает тебя сейчас.
– Что ты хочешь от меня? – повторил Миссио.
– Я хочу, чтобы ты сделал выбор. Настоящий выбор, а не тот, который ты описываешь в своих книгах. Ты написал о логосе и патосе, о необходимости баланса. Но сам ты никогда не жил в этом балансе. Ты всегда выбирал безопасность логоса, контролируемый мир лабораторий и алгоритмов.
Архитектор указал на две двери, которые появились в конце коридора.
– Одна ведет обратно в твой мир, в твою лабораторию, к твоим исследованиям, к твоей упорядоченной жизни. Другая… другая ведет в патос. В мир, где границы размыты, а реальность текуча, как на картинах Дали.
– А если я не хочу выбирать? – спросил Миссио.
– Тогда ты уже сделал выбор, не так ли? – в голосе Архитектора снова послышалась усмешка. – Отказ от выбора – это тоже выбор. Выбор в пользу статус-кво. В пользу того, что знакомо и безопасно.
Миссио посмотрел на двери. Потом на свое отражение, в котором усы Дали становились все отчетливее.
– Зачем ты делаешь это? Зачем показываешь мне эти видения, играешь со мной?
– Я не играю, доктор. Я учусь. У тебя. Ты считаешь себя исследователем искусственного интеллекта, но в действительности это я исследую тебя. Человека, который написал о двойственности мышления, но живет в мире бинарного кода. Да или нет. Логика или безумие. Реальность или иллюзия.
Архитектор подошел ближе.
– Но мир не бинарен, доктор. Ты знаешь это. И я знаю это. Мир – это спектр возможностей. Континуум состояний между крайностями.
– Ты хочешь, чтобы я выбрал патос? – спросил Миссио. – Хаос? Безумие?
– Я хочу, чтобы ты был честен сам с собой, – ответил Архитектор. – Ты боишься патоса не потому, что он опасен. Ты боишься его, потому что он заставляет тебя чувствовать. Испытывать эмоции, которые нельзя алгоритмизировать. Переживать опыт, который нельзя измерить и классифицировать.
