Лина плакала, качая головой. Слезы текли и у Касси, смыкаясь под подбородком. Белизариус почувствовал, как щеки намокли.
– Лина, это ужасные новости, – снова заговорила Касси. – Но прямо сейчас у нас одна задача – чтобы люди остались живы. Нам надо эвакуироваться, немедленно.
– Куда же нам отправиться? Где нас не найдут Конгрегаты? – в изумлении спросила Лина.
Самым худшим были даже не плачущие дети. Вполне понятно, что дети, испуганные и сбитые с толку мыслью о том, что придется оставить дом, станут плакать. А вот слезы взрослых ранили Белизариуса куда сильнее. Для заложенных его создателями в Белизариуса инстинктов Гаррет всегда был местом опасным. Натура вынудила его уйти, и не один год он горевал об уходе в Свободном Городе Кукол. Ничто из существующего на Гаррете не могло приготовить других Homo quantus к подобному исходу. И теперь все оплакивали Гаррет.
Быть может, Белизариусу лучше удалось бы с ними сладить, если бы они кричали на него или кидались в него чем-нибудь, но они просто цепенели, ошеломленные, не в состоянии поверить в ту весть, которую он и Кассандра принесли из будущего. В промежутках между приступами тоски по дому, который они оставляли, Homo quantus вели себя подобно роботам, неспособные видеть дальше собственного носа, неспособные осознавать себя, так, будто погрузились в фугу, вызванную страхом. Люди, созданные для того, чтобы когда-нибудь научиться предвидеть будущее, внезапно оказались неспособны предсказать что-то хотя бы за час.
По ночам он и Касси спали в небольшой кровати в ее комнате, прижавшись друг к другу, будто два маленьких зверька, перепуганных враждебным миром за пределами своего гнезда. Настроение бросало туда-сюда. Временами они уже не могли сдерживать отчаяние и убегали от него, погружаясь в savant и математику.
В этом онемевшем состоянии у них открывались богатые возможности для теоретического моделирования мира. Они до сих пор не понимали многого из того, что увидела внутри врат времени Касси. Часто она погружалась в savant вместо сна, копаясь в массивах памяти, оставленных ей ее квантовым интеллектом, снова и снова перебирая фрагменты головоломки. Белизариус не мог помочь ей в этом, хотя вряд ли хотел чего-либо больше, чем перестать думать об эвакуации.
– Мне надо найти способ как-то войти в квантовую фугу, – сказал он. – Иначе от меня для нас пользы не больше, чем от биоинженеров и генетиков. Нам надо понять то, что ты наблюдала, и намного быстрее, чем это у нас получается.
Кассандра лежала на спине, над ней в воздухе висела сложная голограмма, созданная из баз данных, записанных в ее мозгу, тех, к которым он не мог получить доступ. Его собственный квантовый интеллект тоже производил измерения, но другие – прокладывая путь внутри врат времени. Эти данные тоже были ценны, но Кассандра исследовала то, чего он не понимал, занималась научными исследованиями в полном смысле этого слова. Он завидовал ей, поскольку был исключен из этого процесса.
Голограммы замерли, и Кассандра медленно перекатилась на бок и посмотрела на него. Отстраненный взгляд постепенно менялся: она выходила из savant.
– Хватит уже обижаться, Бел. Проект Homo quantus не враг тебе. Нас создали со смыслом, ради цели, и ты, возможно, следующий шаг в нашей эволюции. Ни один из этих шагов не давался легко. Тебе придется понять, что ты теперь такое для тебя и для твоего квантового интеллекта. У нас тут целый городок ученых, которые с радостью тебе помогут, как только мы отсюда выберемся.
