Квантун - страница 49
Из-за опоздания стоянку сократили с пятидесяти минут до получаса – нечего в таком Богом забытом месте прозябать. Таким образом, в час ночи поезд продолжил свой путь.
Горский поспешил лечь спать, дабы уснуть до пробуждения Унгебауэра. Тому после двух дней запоя будет, вероятно, не по себе.
Сквозь сон Антон Федорович слышал болезненное мычание Демьяна Константиновича, его частые отлучки в клозет и бесконечные подъемы и спуски с верхней полки. От удушающего перегара спасала простыня.
5. Фоски и онёры
Несмотря на ночные эскапады морского офицера, молодой чиновник Министерства юстиции выспался отменно. В кои-то веки. Приятно потянувшись, он почувствовал запах табака, смешанного с тошнотворным амбре разложившегося алкоголя. Рядом ощущалось тяжелое дыхание лейтенанта.
Открыв глаза, киевлянин, к своему удивлению, обнаружил, что в купе порядочно темно. Серые тучи прочно нависли над небосводом, ничего хорошего не предвещая. Ветер завывал в щели всю ночь, из-за чего Антона Федоровича несколько просквозило.
Придвинувшись к окну, Горский пытался не смотреть на Унгебауэра, медленно массировавшего виски.
– Я знаю, ты сейчас на меня злишься… – начал оправдываться Демьян Константинович, но Антон Федорович споро ретировался. Надо думать, в уборную. Лейтенант понял, что перегнул палку и что восстановить прежние отношения с товарищем ему будет трудно.
Всю первую половину дня Горский читал, пресекая любые попытки Унгебауэра к миру. За ½ часа до полудня должны были добраться до Красноярска, но с давешним опозданием рассчитывать на точное прибытие не приходилось. К тому же имелись веские предпосылки к еще большему отставанию от расписания, потому что небесная канцелярия приготовила для Енисейской губернии, должно быть, месячный запас осадков. Хотя кто его знает, какова их норма здесь, в Сибири?
Накоплявшийся на рельсах снег вынуждал машиниста замедляться, так как рисковать сотнями человеческих жизней (и своей в частности) исключительно из-за бдения расписания глупо и, пожалуй, преступно.
В Красноярск состав добрался к трем часам. Добротный вокзал второго класса был лучшим на Средне-Сибирской железной дороге. Хорошо освещенный, он, тем не менее, смотрелся весьма одиноко и траурно на фоне голой пустоши, раскинувшейся вокруг. Отсутствие поблизости всякой растительности неприятно удивило Горского и напомнило ему степной Омск. Город не просматривался вовсе. Быть может, из-за сильной метели, а быть может, из-за своей исключительной невыразительности.
В вестибюле вокзала отыскался телефон! Однако возле оного отчего-то никого не было. «Не пользуется спросом», – подумал Антон Федорович. На самом же деле аппарат оказался банально неисправен…
Многие господа устремились в телеграфную подать весточку родным. Некоторые осадили буфет, иные просто фланировали по вокзалу. Что замечательно, по залам гуляли целыми семьями, точно по музею. Как потом объяснил проводник, местные жители таким образом «выходят в свет»…
В Красноярске стоять меньше положенного не стали. Более того, вышла двадцатиминутная заминка. С чем она была связана, не знал даже кондуктор. Безразлично пожав плечами, он сказал одно единственное слово: «Сибирь!».
Только в 4 ½ часа продолжили следование. Чем обернется почти четырехчасовая задержка, Горский не знал. Но то, что из-за этого как снежный ком навалятся неприятности, подсознательно понимал.