– … вы должны остановить его… любой ценой, – говорит Варк, как всегда стоит ко мне спиной, что за манера, говорить, повернувшись к квариатам спиной, так и хочется сказать, что это порочит имя квариата, – вы должны остановить его…
Говорит так, будто я должен любой ценой понять, кого он имеет в виду, да как можно не понять, стыд и позор – но все-таки я спрашиваю:
– Кого?
– Да кого-кого, Квара же? Он же найдет… найдет…
Подгоняю взмыленный экипаж, он в изнеможении падает в кусты, с треском ломая ветви, проклинаю все на свете, теперь идти пешком, черт, черт, черт, бежать, бежать к поместью, пока не случилось непоправимое…
…не с этого надо начинать, не с этого…
А с…
– … можете меня поздравить…
Как всегда не узнаю голос Квара в телефоне.
– Э-э-э… с чем?
– Я нашел его…
– Кого… его?
– Ну как вы не понимаете? – только сейчас узнаю голос Квара, возмущенный, разгневанный, – если есть квариат…
– А-а-а… поздравляю…
– И… и все? Ну, ничего себе…
– И… и где он?
– Здесь, в поместье… в гостиной…
А вот теперь:
– … вы должны остановить его… любой ценой, – говорит Варк, как всегда стоит ко мне спиной, что за манера, говорить, повернувшись к квариатам спиной, так и хочется сказать, что это порочит имя квариата, – вы должны остановить его…
И вот теперь:
Скачу во весь опор, подгоняю взмыленный экипаж, стремительно перебирающий копытами, быстрее, быстрее, хотя, кажется, куда еще быстрее.
И теперь:
Бегу по садовой дорожке, взлетаю по ступенькам крыльца, толкаю дверь, начинаю метаться по огромному поместью, кабинет, гостиная, кухня, столовая, спальни, комнаты для гостей, где-где-где…
– … его нет. Мы опоздали…
Вздрагиваю от этого голоса за спиной, что за манера, говорить за спиной, что за манера, поворачиваться спиной к собеседнику…
– Квара… нет?
Варк кивает, все так же не поворачиваясь ко мне.
– Уже нет… он встретился с этим… с этим…
– И что случилось?
– Как вы не понимаете? Если встречаются квариат и…
Не договаривает. Замолкает.
– И… и что?
– И то… они обнуляют друг друга… плюс и минус…
– Вот черт…
– Говорил я ему, нельзя этого делать…
Спохватываюсь:
– Но… но ведь должно было что-то остаться… что-то… хоть что-нибудь…
Оглядываемся, прислушиваемся – странное чувство, что здесь, в поместье, и правда что-то есть, осталось что-то неуловимое, что смотрит нам в спину…
Что же касается дома на окраине, то… собственно, его никто и домом-то не считал кроме разве что него самого – ну вы подумайте сами, как можно считать домом того, кто еще не построен? Всякий раз он рассказывал нам душераздирающую историю, как человек, который должен был его строить, трагически погиб (в автокатастрофе или в авиакатастрофе, лес все время рассказывал по-разному), и потому теперь дома нет даже в проекте, все, что есть от дома – это пологий гранитный холм, покрытый буковой рощей, уходящей, казалось, в бесконечность. Иногда мы пытались намекнуть несостоявшемуся дому, что буки не растут на граните – но он и слышать нас не хотел. Еще чаще мы пытались намекнуть несостоявшемуся дому, что он не имеет никакого права считаться домом – но об этом он не хотел слышать еще меньше. Дом, который не был домом, упорно приходил на все наши вечера, даже завел себе визитную карточку «Вудхауз» – мы спрашивали, при чем здесь Вудхауз, а дом, который не дом, отвечал, что ничего вы не понимаете, вуд – дерево, хауз – дом, вот и получается, деревянный дом, что непонятно-то? Мы все – а нас в городке было немало – понимали, что с этим нужно что-то делать, знать бы еще, что именно. Разгадка пришла ко мне неожиданно, я и сам не думал, что все будет так просто, так примитивно, а выход-то – вот он. Когда я поделился своими соображениями с другими домами, они приняли мои слова более чем насторожено – да как так можно, да не полагается же, потому что… ну просто потому что не полагается, ну вот поэтому. Мне стоило немалого труда уговорить их, и кажется, теперь они стали настороженно относиться и ко мне тоже. Но все-таки я решил сделать то, что задумал, я верил, что у меня должно получиться…
