Когда я был еще совсем ребенком, мы с дедом спали в одной комнате, и он всегда смотрел телевизор, выключив свет, и я отлично помню этот манящий сумрак маленькой и уютной квартиры, легкое гудение телевизора, очень контрастный экран, яркие разноцветные картинки сменяли друг друга то быстро, то слишком медленно, и я наблюдал за этой игрой света на потолке и стенах маленькой комнаты, а когда телевизор умолкал, и мы ложились спать, фонарь за окном выбрасывал резаные блики покачивающихся деревьев на те места, где еще недавно я наблюдал за движением световых красок из экрана телевизора.
Ливень постепенно переходит во что-то наподобие шторма. Я ускоряю шаг, я промок насквозь, но настроение отличное, я иду вперед и слева вижу дом, в котором живет моя бабушка, на кухне горит свет, и я иду дальше, прохожу еще два дома, сворачиваю направо во двор, иду вдоль подъездов и останавливаюсь у последнего. Я захожу под крышу и решаю выкурить сигарету прежде, чем войти.
Я наслаждаюсь горьким дымом серого «Вэста» и вспоминаю, когда впервые попробовал курить. Это было лет десять назад, когда мы с моим другом Костиком ходили после школы гулять за сосновый лес на склон огромной горы, которую отчетливо видно из северного окна моей квартиры. Мы стояли и курили этот самый серый «Вэст». Это были первые сигареты, которые я попробовал, потому что их курил Костик. У них до сих пор сохранился этот необычный фильтр, похожий на маленький вентилятор.
Костик умер несколько лет назад, а я до сих пор курю эти сигареты. Я часто думаю о нем. Скоро годовщина, и я вспоминаю, как мне позвонила его сестра и сказала, что его больше нет. Самое интересное, что я даже не знал, что он оказался в больнице. Мы не виделись с ним пару недель после очередной вечеринки у него дома, когда алкоголь лился рекой, а дороги порошка раскатывались на столе, как будто выпал первый снег.
Я знал про его проблемы с алкоголем. Впрочем, у кого из нас их не было? Однако эта новость была настолько неожиданной, что я поначалу не мог поверить, когда его сестра сообщила мне это по телефону. Она сказала, врачи сделали все возможное. Все, что было в их силах. Она плакала, и я просто повесил трубку, потому что мне и самому было тяжело осознать это. До нового года оставалось всего пару дней, а он лежал там, в палате, разрезанный, с растерзанной печенью, и истекал кровью.
Я вспоминаю церковь на горе, где здоровенный поп бормотал какую-то библейскую херню и махал кадилом, и поминки в местном кабаке, где я всю дорогу пялился на охуенную задницу официантки, подливавшей мне водку в рюмку. Я вспоминаю тот холодный зимний ветер на снежном спуске старого кладбища, мерзлую землю, могилу и крест. А еще его фотокарточку за стеклом на могильной плите. А потом все ушли, а я стоял там и курил. Уходя, я положил на могильную плиту рядом с его карточкой пачку с последней сигаретой…
– Здорова, Диман, – Роман открывает мне дверь и жмет руку. – Не ожидал, что ты сегодня появишься.
На всю квартиру играет альбом «Nirvana» «Bleach», а это означает, что парни уже уделались. Я прохожу дальше и слышу, как в туалете кто-то конкретно блюет. Я заглядываю внутрь и вижу спину Монаха, который сидит на коленях, опустив голову в унитаз. Я здороваюсь с ним и, не дожидаясь ответа, захожу в комнату. Вечеринка в самом разгаре, судя по поведению хозяина квартиры, и я вижу Кирилла, предусмотрительно оккупировавшего компьютер, пока Монах занят прочищением желудка. Я здороваюсь с ним и Максом, развалившимся в кресле и пялящимся в ящик.
