Я прохожу железку и решаю выкурить сигарету на восточной горке, в которую упирается железная дорога. Я стою под огромной сосной, на которую мы так часто лазали с Монахом в детстве, вспоминаю события последних дней и смотрю на восходящее солнце, улыбаясь его ярким лучам, пронизывающим туманный воздух, восхитительно свежий после ночного дождя.
Я уже во дворе своего дома, захожу в подъезд, поднимаюсь на лифте на шестой этаж, захожу в квартиру, разуваюсь, прохожу через свою комнату на балкон, закуриваю сигарету, наслаждаясь легким дымом и радуясь новому дню, бросаю окурок в пепельницу, возвращаюсь в комнату и падаю, не раздеваясь, на кровать. Самое время отдохнуть и набраться сил. Уверен, завтра они мне понадобятся.
Я просыпаюсь. Едва провалившись в сон, открываю глаза. Так всегда бывает, когда слишком устал, сидишь в поздней электричке и постепенно вырубаешься, когда слабость почти до тошноты накатывает на уставший мозг после очередного трудного дня, проведенного в столице.
Я полулежу на жестком деревянном сиденье в неотапливаемом вагоне и сонно глазею по сторонам. Раздолбанный вагон почти пуст. Хотелось бы узнать, где я. В холодное время года, если засыпаешь в электричке, потом сложно понять, в каком направлении двигался с самого начала. Особенно, если ездишь часто. Я смотрю в окно, но ничего не вижу там, кроме поздней осени, отражения вагона и своего измученного лица. Электричка притормаживает, и я пытаюсь разглядеть перрон, надеясь прочесть название станции. Внутренняя связь, конечно, не работает. На машиниста надежды нет. Я вглядываюсь в темноту, и сквозь отражения лампочек перед глазами проскакивает надпись «Трудовая».
Иногда трудно врубиться, проснувшись и прочитав название, в какую сторону едешь, но сейчас мне все ясно. Я вспоминаю, как час назад тусовался на Савеловском вокзале, а Миша и Санчес, еле держась на ногах, провожали меня домой. Они сейчас в тепле в том самом клубе, из которого я совсем недавно вывалился на грязный осенний столичный тротуар, ясное дело, пьяные ублюдки, а я вынужден трястись здесь, в раздолбанной холодной электричке.
Вечеринка слишком затянулась. Как обычно, впрочем. Всякий раз, оказываясь в компании Миши и Санчеса, понимаешь, что это надолго. Так просто все не закончится. Ты будешь пьян, удолбан, убит в хлам, очнешься в паршивом настроении, с трудом вспоминая прошлые сутки, восстанавливая обрывистые картины аморальных бесчинств, творимых накануне, мелькающие в больном сознании фрагменты событий и лица друзей и знакомых, рискнувших провести с тобой этот очередной трип нашей обычной повседневной жизни, который слишком растянулся. А все из-за того, что кто-то не знает меры, не сумел вовремя остановиться, как и всегда, впрочем. Всякий раз думаешь, что вот эта бутылка или напас, или дорожка сомнительного порошка, или что-то там еще будут последними, но уже на следующее утро ты будешь сильно жалеть о том, что не сдержался.
Раньше такого не было. Раньше можно было пить, курить и разнюхиваться несколько дней напролет и не чувствовать усталости, похмелья и прочей херни. Видимо, дело в возрасте. Со временем все стареет, так почему же это нельзя отнести и на мой счет?
С того момента, когда мы сидели вдвоем с Романом на берегу небольшой речки на его даче, слушая «Sonic Youth» и пялясь на звезды, а потом вломились к Монаху под утро, прошло уже пару лет, а такое ощущение, будто это было вчера. За это время мы записали альбом, отыграли несколько концертов в Москве и Питере и получили неплохие деньги, а сейчас работаем над новой программой.
